Александр Скрягин - Открытие, которого не было

Толстый черноусый официант принес две глубоких керамических тарелки, с поднимающимся над ними дразнящим ароматным парком. На отдельные плоские тарелки горкой выложил белоснежный рис.

К острому блюду они взяли красное вино, сделанное из винограда, выращенного на сухих и жарких холмах Кастилии. Оно, если и уступало тонкостью аромата и жизненной силой венгерским сортам, то – немного. И, во всяком случае, далеко превосходило разрекламированные французские марки.

Здесь на пиренейском полуострове когда-то столкнулись две цивилизации, по-разному ведущие исследования окружающего мира. Западная – европейская и восточная – арабская. В восьмом веке арабы завоевали Испанию.

Арабский халифат с центром в Багдаде растянулся на огромной территории – от Самарканда и Бухары на Востоке до Толедо и Севильи на Западе. Отличительной чертой этой восточной цивилизации была благоговейная любовь к Знаниям.

По всей территории халифата, словно яркие светильники в средневековой ночи, возникали арабские университеты – медресе. В Багдаде был возведен гигантский комплекс из десятков зданий, в которых помещалось несколько медресе, обсерватория и огромная библиотека. На зависть европейским ученым, она насчитывала сотни тысяч свитков из папируса, выделанной кожи и рукописных книг на хлопковой бумаге. Этот огромный квартал, заселенный людьми, стремящимися к познанию мира, получил название «Дом науки».

Но это была какая-то другая наука.

Арабские ученые не меньше европейцев ценили хорошо поставленный эксперимент и точные математические вычисления, но считали, что эти средства познания бессильны без еще одного инструмента – чувства.

Они утверждали, что только личный разговор с Ми-ром, может дать подлинные знания о нем.

Работавший здесь на пиренейском полуострове в далеком двенадцатом веке великий арабский ученый Ибн Рушди, известный в христианских странах, как Аверроэс, писал:

«Только ощущая своей душой колебания и волны, идущие от великого Нуса (всемирного разума) можно приблизиться к пониманию подлинного хода вещей. Их нельзя услышать только разумом. Их нельзя понять только душой. Их можно услышать только разумом и душой вместе.»

На Лиссабон шел из глубин Атлантического океана влажный атмосферный фронт. В голову приходила ясность, а в сердце – непонятная тревога.

Сарабуло было великолепным.

Аркадий давно заметил, что самые невкусные блюда были в дорогих престижных ресторанах. По безликости еды с ними могли соперничать только уж самые непритязательные забегаловки, вроде «Макдональдса». А самая аппетитная еда была там, где обедали и ужинали каждый день обычные трудяги. Как в этом ресторанчике, где после окончания работы садились за столики уважающие себя бригадиры докеров, инженеры-холодильщики со складов– рефрежираторов и портовые лоцманы.

– Этот атлантический фронт действует на меня, как удав на кролика. – сказал Левандовски. – Наверное, сказываются восточные корни… Мои дед с бабкой родом – из Варшавы… Видимо, от них мне досталась проклятая славянская чувствительность…

– Возможно… – кивнул Аркадий. – Мне говорили, что славяне очень чувствительны…

– Вот хорошо вам – англосаксам!… – произнес Алан, устремив на Аркадия свои бесцветные глаза – Никакой атмосферный фронт вас не берет…

Чайки кружились в продуваемом ветром небе, словно клочки разорванной белой бумаги. Их резкие крики из уютно-театральных стали тревожно-предостерегающими.

Аркадий втянул своим коротким носом прохладный соленый воздух. Ему всегда чудилось в морском ветре какие-то зашифрованные сообщения о событиях, что когда-то происходили, происходят, и еще будут происходить в колеблющихся пространствах мирового океана.

В молекулах воздуха содержались рассказы о бунте на каравелле Колумба, за полчаса до того, как показалась долгожданная земля нового континента. Об азарте морского боя между моряками союзного конвоя и немецких подводных лодок во время второй мировой войны. О маленьком португальском рыбаке, скучающем в двух морских милях отсюда по своей молодой горячей жене. И много-много других историй.

– Знаешь, Джеймс… – сказал Алан, вертя в руках ресторанный нож. – Мне почему-то кажется, что мы теперь долго не увидимся…

– Почему? – спросил Аркадий.

Сам-то он прекрасно знал почему. Уже неделю, как он обнаружил за собой слежку. Офис, его персональный кабинет и дом, где он жил, явно негласно осматривали. А вчера он обнаружил в обшивке салона своего автомобиля маленький, размером со спичечную головку, дистанционно передающий микрофон.

– Мне кажется… что ты собрался посмотреть мир… – медленно произнес сотрудник МАКПЭ Алан Левандовски. – Я тебя понимаю… Латинская Америка… Или Азия… Столько интересных мест на планете!…

– Мест много… Но работа не отпускает… Никак не получается оторваться от дел… – осторожно ответил Джеймс Дин.

– Это да… – согласно кивнул Алан. – Но иногда желание посмотреть мир приходит так неожиданно… Сегодня еще и не думаешь о том, чтобы все бросить, а завтра уже сидишь в самолете… Тебе обязательно надо посмотреть мир, Джеймс! Обязательно!

Левандовски в упор посмотрел на своего собеседника.

– Да? – также в упор посмотрел на него Джеймс.

– И хорошо бы отправиться в путешествие без долгих сборов. Не заезжая домой! – опустив глаза, сказал Алан.

Это было почти прямое предупреждение.

– И знаешь, я хочу подарить тебе одну вещь, совершенно необходимую для путешественника… – сказал Алан и подал ему длинный бумажный сверток. – Только, прошу тебя, не разворачивай это сейчас. Посмотришь потом, в гостинице. Пусть это будет сюрпризом… Неожиданности так украшают жизнь… Ты не находишь?

Предупреждение Алана Левандовски спасло Аркадия от ареста. Как потом ему стало известно, агенты голландской контрразведывательной службы ждали его и дома и в офисе. И даже в ресторанчике, где он имел обыкновение завтракать по утрам.

Но он не появился у себя дома. Он не пришел в офис фирмы, которую возглавлял. Конечно, он не спустился к завтраку ресторан. Он вообще не поехал в Роттердам. Как и рекомендовал ему сотрудник научно-исследовательского отдела МАКПЭ Алан Левандовски, он неожиданно отправился путешествовать.

В пакете, который Аркадий развернул в гостинице, находился изготовленный триста лет назад в Дамаске булатный кинжал. Со всеми необходимыми для пересечения границ документами.

Через два дня после той встречи он был в Москве.

Он успел уехать в Венгрию, а, оттуда – в Россию. Здесь, он был встречен недовольством руководства, возможно обоснованным. Как больше не представляющий в связи с дешифровкой интереса для внешней разведки, он был запрятан в одну из провинциальных областей за Уральским хребтом.