Викас Сваруп - Шесть подозреваемых

— Вот это совпадение! И я здесь живу. Давай прогуляемся но комплексу «Амбавата»? Там полно модных бутиков.

— Нет, — возражает Риту после очередной паузы. — Уж лучше где-нибудь подальше отсюда. Может, на площади Коннаут?

— Согласен. Я там постоянно бываю.

— Хорошо. Ну что, увидимся в три часа?

— Где?

— Я знаю только ресторан «Уимпи» — однажды ездила туда вместе с Малини.

— Замечательно. Я помню это место. До встречи в три.

Уже во время этого разговора я просчитал мисс Риту и набросал черновой план соблазнения. Дело ясное: мне попалась провинциалочка, вздумавшая втайне от родителей искать немудреных утех большого порочного города. Почему бы ей не завязать маленькую интрижку с собратом-тхакуром! Ради такой смазливой цыпочки и двадцати тысяч не жалко. Повожу красотку по магазинам, ошеломлю своей экстравагантностью, а потом затащу в постель!

Первым делом я обзавожусь новой фланелевой рубашкой и вельветовыми брюками в рубчик из «Метрополитен шоппинг молл»: не появляться же перед Риту в одной и той же одежде два вечера подряд. Затем, повинуясь капризу, захожу в мульти-плекс посмотреть иностранный фильм. Правда, фразы я понимаю обрывками, с пятого на десятое, но как приятно и сладко полтора часа напролет слушать английскую речь из уст белокожих актеров. В некотором смысле это помогает мне подготовиться к свиданию с богатой цыпочкой. Покинув кинотеатр, я надеваю темные очки и ловлю авторикшу.

Без четверти три я стою на ступенях «Уимпи» и жду. Риту подъезжает на площадь Коннаут с небольшим опозданием, причем уже на другой машине — на блестящем сером «Мерседесе SLK 350». Зато на переднем сиденье устроился все тот же высокий усатый охранник с автоматом Калашникова наперевес.

Риту выходит из салона и, сказав пару слов охраннику, отпускает автомобиль. Сегодня на ней белоснежная чуридар-пиджама [104] Чуридар-пиджама — рубаха и узкие штаны, собирающиеся у щиколоток в складки, похожие на браслеты (на хинди — «чури»). Относится как к мужской, так и к женской одежде. и камиз. Грудь целомудренно прикрывает наброшенный красный чунни. [105] Чунни — длинный отрез ткани, используемый как шарф для прикрытия выреза салвар-камиза или в качестве покрывала — тогда набрасывается на голову в комплекте с лехенга-чоли или все с тем же салвар-камизом. При солнечном свете красота этой девушки еще ослепительнее. Любуясь нежными чертами ее лица и точеной шеей, я готов от души позавидовать собственной удаче.

Риту сразу же замечает меня, и на ее губах появляется теплая улыбка.

— Привет, Виджай, — здоровается она, подозрительно поглядывая по сторонам.

Боится, не следит ли за ней кто-нибудь из родственников?..

По-моему, настало время разузнать о ее семье побольше.

— Вчера ты тоже приехала с автоматчиком. Зачем это тебе?

— Отец заставляет. Волнуется за мою безопасность.

— Он у тебя крупный бизнесмен?

— Вроде того, — морщится девушка и торопится переменить тему: — А что ты собирался купить?

— Мне ничего не нужно. Покупать будешь ты, — говорю я и отвожу ее в бутик с отличным кондиционером, где продаются дорогие фирменные шмотки.

Риту перебирает вешалки, смотрит на ценники, а потом закатывает глаза.

— Ну и цены у них! В Лакхнау на те же деньги можно купить в десять раз больше.

— Но мы же в Дели. Это столичные цены. Не бери в голову, я сегодня за все плачу. — В моем голосе звучит наглая самоуверенность мужчины, у которого по брючным карманам рассовано сто тысяч рупий.

Она как-то странно смотрит на меня.

— Аррэ, с чего это вдруг? Ты что, мой брат?

От ее последнего слова — «брат» — меня немного коробит. Я смотрю ей в глаза, такие искренние и чистые, и начинаю сомневаться, не ошибся ли, когда оценивал эту девушку. Дорого же мне обойдется такая ошибка.

— Ладно, зайдем сюда. — Я указываю на соседний зал, на витрине которого написано: «Распродажа».

Риту качает головой:

— Все эти распродажи — сплошное надувательство. Лучше бы нам заглянуть на Палика-базар — говорят, на рынке расценки разумнее.

Раз уж она сама хочет раза в два сократить расходы на собственное соблазнение, к чему спорить? И я веду ее к подземному рынку посередине парка, где в мелких лавочках продают одежду, электронику и разные безделушки. Торговцы, в основном неопрятная голытьба и студенты колледжей, прямо-таки не дают прохода. Меня моментально примечают хитроглазые владельцы лотков, заставленных рядами CD и DVD-дисков. Со всех сторон слышится шепот: «Клубнички не желаете, сэр? Что-нибудь погорячее? Вы будете очень довольны!..» Скоро я начинаю задыхаться в затхлой атмосфере подземки, а вот моя спутница очарована яркими огнями пестрых палаток. Проворно изучив местное предложение, она выносит вердикт: конечно, на аминабадском рынке в Лакхнау цены гораздо скромнее, зато здесь выбор лучше. Как и положено провинциалке, Риту не обращает внимания на джинсы с маечками, а решительно направляется туда, где развешана индийская дамская одежда. И потом битых полчаса торгуется с мужчиной средних лет из-за пары салваров-камизов. Она хочет взять их за триста, а продавец требует пятьсот. В конце концов они сходятся на трехстах семидесяти пяти. Риту без колебаний отказывается взять у меня бумажку в пять сотен рупий, достает из сумочки потертый дамский бумажник и расплачивается собственными деньгами. Подобная щепетильность меня впечатляет — и в то же самое время настораживает.

У выхода номер три ко мне прилипает один долговязый парень со связкой ремней на спине.

— Фирменный товар, сахиб, настоящий импорт. На площади Коннаут такие по тысяче, а здесь — по двести.

Я отмахиваюсь, но парень продолжает совать мне под нос пряжку с надписью «Ли».

— Да вы взгляните, — не отстает он и, щелкая зажигалкой, пытается подпалить край ремня. — Смотрите, Сахиб, натуральная кожа!

— Не заливай, — усмехаюсь я. — Это ледерин, дешевка.

— Что вы, сэр. Чистая кожа. Ладно, только ради вас — берите по сотне.

— Не надо, — отказываюсь я.

— Пожалуйста, сахиб, возьмите хотя бы одну штуку! — умоляет он. — Уступлю вам по пятьдесят.

— Пятьдесят рупий? — переспрашивает Риту. — Вполне разумная цена.

— Видите? Даже мемсахиб хочет, чтобы вы купили ремень. Берите, и да соединит Господь вашу пару вместе навеки! — восклицает он с пылом бывалого попрошайки.

По лицу моей спутницы разливается нежный румянец — верный признак того, что она испытывает ко мне отнюдь не сестринские чувства. Ухмыльнувшись, я достаю бумажку в полсотни рупий.

— На, возьми. Ремень можешь оставить себе. Иди и помни, как повстречал на рынке богатого парня.

Тот с изумленным видом принимает подарок, а Риту дергает меня за руку: