Викас Сваруп - Шесть подозреваемых

— А я — закатить пирушку! Такое событие нельзя не отметить. Это будет наикрутейшая вечеринка в моей жизни. Я консультировался с астрологом, он говорит, что самая подходящая дата — двадцать третье марта. Обязательно приходи, обещаешь?

— Не нравится мне эта затея, Вики. Страсти еще не улеглись. Давай подождем, пока шум утихнет, а там посмотрим.

— Плевать. Перед судом я чист как младенец, а после драки кулаками не машут. В общем, запиши в ежедневник: двадцать третье марта. Обещаю, папа, что в этот раз никого не застрелят. (Смех.) Все, мне пора бежать. Пока-пока.

— Пока.

— Я звоню из офиса господина премьер-министра. Он желает поговорить с министром внутренних дел.

— О, ваш начальник тоже решил поздравить Бхайя-джи? Хоть и с задержкой на три дня…

— Он мне не докладывал. Вы будете соединять?

— Ну что это за тон, каждый раз одно и то же… Соединяю.

Гудки.

— Намаскар, господин премьер-министр.

— Джаганнатх, вы в курсе, какую реакцию вызвал оправдательный приговор вашему сыну?

— Вы же знаете газетчиков, на них не угодишь. Вечно рисуют все мрачными красками. Да и какая разница, что они пишут, ведь поезд ушел. Приговор объявили, Вики оправдан, и это главное.

— А как же мнение общественности?

— Чихал я на мнение общественности. Кого оно беспокоит?

— Меня. Нашу партию. Страна поднялась на дыбы, Джаганнатх. От Амритсара до Аллеппи проходят факельные шествия в знак несогласия с решением суда. Неправительственные организации устраивают марши протеста. Студенты университета в Лакхнау угрожают самосожжениями. Профсоюзы призывают к массовой забастовке. На телеканалах только об этом и говорят. Журналы проводят смс-кампании. Даже «Дейли ньюс» учредил фонд имени Руби Джил и собирает средства в пользу семьи потерпевшей. Еще ни одно из громких дел не вызывало в Индии такого резонанса. Решение суда возмущает буквально всех и каждого. Ведутся даже разговоры о пересмотре дела. Все это ставит нас в весьма неловкое положение.

— И что мне делать? Не отрекаться же от родного сына?

— Если ребенок вырос паршивой овцой, отцу иногда приходится принимать жесткие меры.

— Поверить не могу, что мы это обсуждаем. Мой сын оправдан, обвинение снято.

— Не важно. Он проиграл битву в глазах общественности. А в политике только это имеет значение.

— Господин премьер министр, журналисты часто несут ахинею. Вы знаете, как они могут опошлить любую тему. Полсотни шахтеров завалены в шахте — и ни единого сюжета. Потом какой-нибудь драный кот застрянет в колодце — и вот уже СМИ раструбили по всем каналам.

— Да, знаю. Это лишний раз доказывает их власть над умами людей. Журналисты указывают, что и когда смотреть. Они создают и уничтожают репутации. Перед напором общественного протеста нам с вами не устоять. Если сейчас не принять своевременных мер, эта волна собьет нас с ног.

— И что вы от меня хотите?

— Руководство объявило свое решение. Вам нужно сделать выбор: либо Вики, либо кресло министра. Не позднее завтрашнего вечера заявление об отставке должно лежать у меня на столе. Какую формулировку предпочитаете: «по состоянию здоровья»?

— В отличие от вас я совершенно здоров. И к тому же привык сражаться до конца. Я не сдамся. Давайте начистоту: попробуйте меня уволить, и не позднее завтрашнего вечера вашему коалиционному правительству наступит конец.

Смех.

— Джаганнатх, вы, конечно, крупный мафиози, но в политике — желторотый новичок. Соглашайтесь по-хорошему, и у вас еще будет шанс побороться. В нашем деле каждый имеет возможность вернуться. А вот если пойдете против высшего начальства, можете распрощаться не только с политической, но и с криминальной карьерой.

— Приберегите угрозы для евнухов из вашего кабинета министров, господин премьер-министр. В целом штате не найдется противника, достойного потягаться со мной.

— Не вынуждайте меня отправлять вас в отставку насильно.

— Это вы меня вынуждаете к открытому бунту.

— Отлично. Война — так война. Посмотрим, кто посмеется последним.

— Да уж, посмотрим.

Конец связи.

— Пранам, [117] Вариант приветствия «намаете». Гуру-джи.

— Джай Шамбху.

— Скажите, пожалуйста, когда вы возвращаетесь из Аллахабада в Матхуру?

— Сразу по окончании Maгx-Мела. А что?

— Гуру-джи, мне необходимо ваше благословение.

— На что?

— На главную в моей жизни битву.

— Я думал, вы уже победили. Мой перстень с кораллом проявил свою мощь. Вики оправдан.

— Да, но премьер-министр задумал меня сместить, и я решил принять вызов. Это будет война до победного конца. Из нас двоих на ногах останется только один.

— Мои благословения с вами, Джаганнатх. Недавно я видел гороскоп вашего соперника: его звезда на закате, а ваша восходит.

— Спасибо, Гуру-джи. Когда вы со мной, мне никто не страшен, даже премьер-министр.

— Джай Шамбху, Джаганнатх. Желаю вам победы.

— Джай Шамбху, Гуру-джи.

— Алло, Трипурари, вы еще в Хардои?

— Да. Вы читаете мои мысли, Бхайя-джи. Я сам думал вам позвонить, поздравить с великолепной речью на законодательном собрании. Как ловко вы припечатали господина премьер-министра. И главное, очень тонко — не подкопаешься.

— Довольно с ним цацкаться, Трипурари. Теперь он хочет лишить меня кресла. Якобы оправдание Вики вызвало возмущение в прессе и в верхах этим недовольны.

— Да как он посмел? Пусть только попробует вас уволить — мы от его правительства камня на камне не оставим!

— Поэтому и звоню. Если завтра я потеряю свой пост, то к концу недели премьер-министр потеряет свой. Давайте подумаем, как этого добиться. По-вашему, сколько членов собрания готовы пойти за мной?

— Можно посчитать. Чтобы свергнуть правительство, надо перетянуть на нашу сторону каких-нибудь полсотни членов законодательного собрания. Двадцать человек уже твердо с нами. Мы перекроем премьер-министру кислород быстрее, чем на электростанции штата грянет очередная авария.

— Не торопитесь, Трипурари, все немного сложнее. Я затеваю очень крупную игру. Речь не о том, чтобы просто свалить соперника. Теперь мне нужно смешать его с грязью. Поэтому я решил замахнуться на его кресло.

— То есть на кресло главного министра?

— А для чего, по-вашему, я двадцать пять лет проторчал в этом захолустье? С моими деньгами давно уже был бы в Дели, в Мумбаи, в самой Америке. Все не зря, все ради главного приза.

Молчание.

— Да, Бхайя-джи, это очень крупная игра.

— Конечно. Я думал: ну, кто вспомнит чертова министра внутренних дел? Лет через десять люди нашего штата даже не будут знать, что я был членом этого правительства. А вот имя главного министра назовут и через двадцать. Это называется войти в историю. Возьмем хотя бы Джагдамбику Палу. В девяносто восьмом году он только день пробыл главным министром — и навсегда остался в анналах. Я желаю себе такой же славы. Вообразите, сто лет спустя меня еще будут помнить в этом штате. В общем, игра стоит свеч, верно?