Викас Сваруп - Шесть подозреваемых

Каждый раз, взявшись за веник, он мысленно переносился на родной остров. Когда-то Экети ненавидел нудную работу по дому, которой заставляли заниматься чиновники из социальной службы, но каторжные дни, проведенные на стройплощадке, преобразили его до неузнаваемости. Теперь его руки — руки труженика — уже не могли обходиться без дела. И Экети с раннего утра подметал полы в хавели, мыл посуду, гладил белье, застилал постели. А в пять часов, покончив с работой, усаживался вместе с Рахулом в общей комнате и смотрел телевизор. Правда, мальчик предпочитал в основном «кровавые» фильмы, вызывавшие у туземца лишь отвращение. В редкие дни, когда удавалось побыть одному, Экети пускался в бесконечное плавание по самым разным каналам. Самозабвенно переключаясь с «Дурдаршан» на «Эйч-би-о», с «Дискавери» на «Нэшнл джиографик», он жадно впитывал мерцающие картинки далеких миров. Перед ним вставали заснеженные вершины Швейцарии, африканские джунгли, венецианские гондолы и пирамиды Египта; и только того, чего Экети по-настоящему жаждал, он так и не мог добиться — хотя бы краешком глаза посмотреть на жизнь своего родного острова.

Родные Ашока придерживались вегетарианской диеты, и Гулабо прекрасно умела готовить. Все ее блюда отличались особенным — раджастанским — пряным вкусом. Со временем даже Экети, которому сильно недоставало свиного мяса и рыбы, пристрастился к пище, приготовленной на основе трех продуктов — дал, бати и чарма. [186] Дал, бати и чарма — раджастханское популярное блюдо из чечевицы, печеных пшеничных шариков и деликатеса из подслащенных толченых злаковых, выпекаемых в топленом масле с сахаром. Тем более что Гулабо щедро сдабривала свои мисси роти [187] Мисси роти — лепешка-роти с добавлением молотого красного чили-перца, соли, лука и/или чечевицы. топленым маслом и никогда не забывала дать ему полный стакан пахты. Но сильнее всего островитянину полюбились ее десерты.

Жизнь в хавели шла своим чередом. Рахул половину дня проводил в школе. Ашок почти все время был дома, секретничал с Гулабо. А Экети просиживал вечерами у крепостной стены, свесив руку за парапет, подолгу вглядывался в наступающие сумерки, слушал посвисты ветра в зубчатых укреплениях форта и ждал, когда же Ашок наконец отправит его домой.

Одним удивительно теплым для раннего марта днем, когда Рахул был на занятиях и ничто не тревожило дремотную тишину оцепенелого воздуха, онге старательно мыл полы возле комнаты Гулабо. Ашок, как обычно, был с ней, и до Экети донеслись обрывки их разговора.

— Этот островитянин — самый усердный и лучший среди слуг, каких я только видела. Может, оставить его у нас навсегда?

— Придурок мечтает вернуться на Андаманы.

— А мне казалось, что ты надумал уволиться.

— Надумал. Мне вообще больше не придется служить. Скоро я получу огромную кучу денег.

— Откуда?

— Секрет.

— Расскажи что-нибудь еще об этом туземце.

— Забудь туземца. Давай лучше потолкуем о нас. Гулабо, ты знаешь, что я люблю тебя.

— Знаю.

— Тогда почему за меня не выходишь?

— Сперва докажи мне, что ты мужчина. Твой брат без оружия справился с тигром-людоедом. А ты что сделал?

— Разве моей любви не достаточно?

— Женщины из рода раджпутов ценят честь превыше любви.

— Не будь бессердечной.

— Не будь таким трусом.

— Это твое последнее слово?

— Да. Последнее.

Немного погодя Ашок появился из комнаты; лицо его было мрачнее тучи. Чиновник покинул дом и не возвращался до позднего вечера.

— Пожалуй, скоро ты поплывешь к себе, — заявил он островитянину. — Я только что выяснил, где нам искать ангетьяй.

— Где?

— Он сейчас в Дели, у одного промышленного магната по имени Вики Рай. Завтра же едем туда.

Рано утром десятого марта Экети с черным парусиновым мешком и Ашок с чемоданом сошли на вокзале Нью-Дели и поспешили сесть на автобус до Мехраули.

За окном то и дело мелькали столичные достопримечательности. Чиновник все время что-то рассказывал о них своему спутнику, однако тот совершенно не впечатлился. Ни грандиозная викторианская площадь Коннаут, ни внушительная арка Ворот Индии, ни даже величественный президентский дворец на вершине холма Райсина не пробудили в нем ни малейшего интереса. Экети видел в разросшемся мегаполисе те же бездушные стеклянно-бетонные джунгли, полные ревущего транспорта и неблагозвучного грохота, что изрядно успели ему надоесть. Душа его, словно пленная птица, рвалась на волю, домой.

В Мехраули автобус высадил пассажиров у храма Бхоль-Натх.

— Вот где мы в этот раз остановимся, — с гордостью произнес Ашок. — И все благодаря господину Сингхании. Он очень богатый делец, акционер этой богомольни.

Храмовый комплекс островитянина впечатлил. Но еще больше Экети поразили апартаменты, отведенные для его спутника. Это была просторная, прекрасно обставленная, с мраморным полом и позолоченным смесителем в ванной комната, в которой обыкновенно останавливались проездом важные святые. Экети, разумеется, тут же был изгнан из неподобающей его положению роскоши в пустую лачугу, где не поставили даже кровати, рядом с постройками для подметальщиков и уборщиц.

Опуская на пол парусиновый мешок, туземец уловил долетающий через открытую дверь аромат, от которого во рту немедленно собралась слюна. В соседнем кхоли готовили завтрак.

Экети вышел наружу и очутился в саду. Храм только начинал просыпаться, однако там уже собралась приличная толпа поклоняющихся. На дощатой скамейке под сенью красивого дерева сидела девушка. Даже не поворачиваясь, она уловила присутствие чужака и встала, чтобы скорее удалиться.

— Нет-нет, останься, пожалуйста, — поспешил сказать Экети.

Девушка опустилась на скамью, однако зачем-то прикрыла лицо правой рукой. Одни лишь черные глаза сверкнули меж пальцами.

— Почему ты прячешься? — спросил туземец.

— Не люблю заводить разговоры.

— Я тоже, — сказал он и сел рядом.

Последовало неловкое молчание, но вот наконец девушка снова подала голос:

— Что же ты не ушел, как все прочие?

— С какой стати?

— Да потому что я… — Тут она резко к нему повернулась и убрала от лица ладонь.

Увидев сплошные темные оспины на щеках и уродливую заячью губу, Экети разгадал игру незнакомки. Похоже, она пыталась отпугнуть его своим неприглядным видом.

— И все? — рассмеялся онге.

— А ты чудной. Как тебя зовут? — спросила девушка.

— По-разному называют. Черномазый, урод, каннибал.

— Почему?

— Ну, я не такой, как все.

— Это уж точно, — сказала она и вновь погрузилась в молчание.

По саду плясали солнечные пятна от ярких лучей, которые пронизывали густую листву дынных деревьев, окаймлявших его по краям. И вдруг неподалеку от собеседников на землю с важным видом опустилась оранжевая птица. Экети заворковал глубоким гортанным голосом, и она доверчиво прыгнула к нему на протянутую ладонь. Туземец осторожно пересадил ее на колени к незнакомке.