Александр Смирнов - Вавилонская башня

— Не беспокойся, я подготовлю тебя. К тому же, я думаю, герою Советского союза и без экзаменов возьмут. Достаточно будет моей рекомендации.

— Вы что в университете работаете?

— Нет, я работаю в газете. "Комсомольская правда" — слышал о такой?

— Конечно. Так вы, значит, это, из Москвы?

— Из Москвы, только не значит и не это.

— Не понял.

— Привыкай не употреблять слов-паразитов.

— Каких ещё паразитов? — не понял Василий.

— Слова значит и это ничего в твоей фразе не обозначают, поэтому их называют паразитами. Ты говоришь их по привычке. Попробуй сказать тоже самое, но без этих слов.

— Я это, ну как его…

Василий замолчал и густо покраснел.

— А это уже ограниченный словарный запас, — сказал Андрей Трофимович. — Ты не можешь быстро подобрать то слово, которое тебе надо, вот и вынужден говорить любую ерунду, пока не подберёшь. Но это не страшно. Так говорят многие и их все понимают. Говорить можно, а писать нельзя.

— Да я и не собираюсь ничего писать, — попытался оправдаться Вася.

— А как же твой командир? Если ты не напишешь о нём, никто даже не будет знать, что был такой человек.

— Это почему же не будет?

— А кто будет? Раненые, которым ты рассказывал свои байки, так они, наверняка, думают, что ты всё выдумал?

— Я про него ничего не выдумывал.

— Какая разница. Они через неделю всё это забудут.

— Но это же не справедливо!

— Конечно не справедливо. Как говорится, всё в твоих руках.

Василий замолчал и о чём-то задумался.

— Короче, — прервал его мысли Андрей Трофимович. — Ты будешь писать?

— Да, — коротко ответил Вася.

Если до встречи с Андреем Трофимовичем Василий ждал выписки, как манны с небес, то после встречи он наоборот боялся её. Он с жадностью читал книги, которые подбирал ему корреспондент и боялся, что скоро этот волшебный мир познания закончится, и вместо него опять начнутся рваться бомбы и снаряды. Однако время неумолимо, пришёл день, когда Андрей Трофимович зашёл в палату к Василию, не в пижаме, а в форме.

— Вот тебе руководство к действию, — сказал он, протягивая Василию тетрадь.

— Что это?

— Здесь список литературы, которую ты должен прочесть и мой московский адрес.

— А вы снова на фронт?

— Нет, домой.

Шли месяцы, раненых выписывали, а на их место приходили новые, но Василий не замечал этого. Его мозг, не обращая ни на что внимания, с жадностью впитывал всё, ради чего он и появился на свет. Феноменальная память поглощала вековые знания поколений, чтобы со сторицей снова отдать их людям.

Но конец есть всему. Однажды и его вызвали на комиссию, которая решала вопрос о выписки.

— Я прошу меня направить в свой полк, — обратился он к комиссии.

— Какой полк, мы решаем вопрос комиссовать вас с армии или дальше продолжать лечение, — сказал председатель комиссии.

— Но я же абсолютно здоров!

— Это вам только кажется. У вас повреждена центральная нервная система.

— Какая ещё система? Я превосходно себя чувствую.

— Дай Бог, чтобы так всё и продолжалось, — сказал своим коллегам начальник госпиталя.

Комиссия долго совещалась и приняла решение комиссовать Василия.

Есть ли нужда объяснять, куда направился молодой человек после демобилизации, если у него нет ни семьи, ни родственников, ни даже дома, откуда он ушёл на фронт? Естественно, нет. Ведь у человека, которого ведёт сама судьба, выбор не так уж и велик, а если точнее, то его совсем нет.

Нагулявшись по Москве, Василий разыскал адрес, который ему оставил корреспондент и нажал кнопку звонка на дверях. Дверь распахнулась и на пороге появилась симпатичная девушка.

— Здравствуйте, — приветливо сказала она и вопросительно посмотрела на Василия.

— Здравствуйте, я к Андрею Трофимовичу, — ответил Вася.

— А его нет дома. Он будет только вечером.

— Извините, я тогда зайду позже.

Василий повернулся, чтобы уйти. Пола расстёгнутой шинели отлетела в сторону и обнажила звезду героя.

— Постойте! — окликнула его девушка. — Так вы тот самый знаменитый партизан?

— Я… — Василий хотел что-то сказать, но девушка перебила его.

— А я дочка Андрея Трофимовича. Меня Катей зовут. Проходите. — Катя распахнула настежь дверь и жестом пригласила гостя зайти.

Василий зашёл и осмотрелся.

— Мой папа сейчас в редакции, а я на медицинском учусь.

Василий открыл рот, чтобы что-то спросить, но хозяйка опять не дала.

— У нас сегодня последней лекции не было, вот я раньше домой и пришла.

— Это хорошо, — успел вставить Василий.

Однако он мог бы и не говорить этого, потому что девушка не слушала его. Она рассказывала своему гостю абсолютно всё, что с ней происходило когда-то и, наверное, произойдёт в будущем. Причём скорость изложения событий так быстро увеличивалась, что Василию было всё труднее и труднее понять, что говорит его собеседница. Но собеседница вовсе и не собиралась сбавлять темп. Напротив, видимо боясь, что ей что-нибудь или кто-нибудь сможет помешать, и она не успеет рассказать самое интересное, она довела его до апогея. Теперь казалось, что у Кати во рту был не язык, а станковый пулемёт, предназначенный только для уничтожения живой силы противника. Но и этого было, видимо недостаточно. Катя решила прибавить ещё чуть-чуть и сбилась сама. Она замолчала, пытаясь понять, что сама только что произнесла, но не смогла и сказала только одно слово:

— Вот.

Честно говоря, Василий не понял, что обозначает это "вот". Он вопросительно посмотрел на девушку, но переспросить не решился. Катя испугано посмотрела на своего гостя, но поняв, что страшного ничего не произошло, и её гость после её ураганного обстрела остался жив, быстро взяла себя в руки и продолжила:

— Что же вы в прихожей стоите? Вы же голодны с дороги!

Василий хотел ей ответить, но его снова опередили.

— Раздевайтесь, мойте руки и проходите на кухню. Я сейчас буду вас кормить.

— Гость снял шинель, раскрыл свой вещь-мешок и достал из него тушёнку.

— Вот, это к столу, — сказал он.

Из мешка выпали какие-то бумаги и рассыпались на полу. Катя заметила это и торопливо стала собирать их.

— Что это? — спросила она.

— В госпитале выдали. Я и сам не знаю, что там написано. Сказали, как только обустроюсь, передать в поликлинику.

— Можно посмотреть, я ведь почти врач?

— Ради бога. Я всё равно в этом ничего не понимаю.

Катя стала складывать бумаги и одновременно просматривать их.

— Значит, вас комиссовали? — спросила она.

— Подчистую. Я в свой полк просился, но там такие перестраховщики сидят, что спорить совершенно бесполезно.

— Они врачи, им виднее.

— Ой, да бросьте вы! Я же чувствую, что здоров, как бык. У них один принцип — как бы чего не вышло.