Диана Бош - Все совпаденья не случайны

– Ты не должен был оказаться там!

– Я хоть и слабак, а старушек в беде не оставляю. Когда у человека приступ, ему принято помогать – к примеру, вызвать врача. – Никита внимательно разглядывал Одинкова. – А почему тебя вдруг мои слова так взволновали? Вы знакомы? Постой-ка… Ну, да, конечно, мужчина на портрете в ее комнате… То-то его лицо показалось мне знакомым! Это твой отец, да?

– Заткнись!

– Значит, я угадал, Лизавета Саввична твоя мать. И в тот момент, когда я спасал ей жизнь, ты, скотина…

– В мои планы не входило убивать тебя, – перебил его Одинков, – но ты ломаешь мне всю игру. Прощай.

Раздался сухой щелчок – и ничего не произошло. Одинков чертыхнулся и, заметно нервничая, перезарядил пистолет. Ждать еще одной осечки Никита не стал. Он отпрыгнул в сторону, перекатившись по полу, сбил Одинкова с ног и, резко вывернув ему кисть руки, вышиб оружие. Одинков тут же попытался снова вооружиться, но Никита, изловчившись, оттолкнул пистолет так, что тот отлетел к противоположной стене. Следующие несколько минут мужчины катались по полу, рыча и пытаясь друг друга задушить. Одинкову удалось вывернуться, и он почти дотянулся до пистолета, но Никита снова навалился и изо всех сил сдавил горло своего врага. Бухгалтер захрипел.

– Ты, должно быть, возомнил себя Господом Богом? – произнес Никита с ненавистью. – Решил, что имеешь право всех судить? Ну тогда и я могу устроить самосуд! А, как считаешь?

Он еще сильнее сжал пальцы, и глаза у Одинкова закатились. Тогда Никита на мгновение ослабил хватку, но этого оказалось достаточно, чтобы противник сбросил его с себя и, сев сверху, направил пистолет в грудь.

– Второй осечки не будет, – желчно обронил бухгалтер.

И раздался выстрел.

– Кто стрелял, что случилось? – Лямзин протиснулся между Агриппиной и Эльзой, которые замерли в дверном проеме, и бросился к Никите. – Вы живы?

– Вроде бы да. Хотя до конца не уверен, – попытался шутить Лавров, сталкивая с себя тело Одинкова.

Лямзин хищным взглядом окинул присутствующих, заметил пистолет в руке у Агриппины и, подскочив, выдернул его.

– Дайте сюда, – буркнул он. – Как дети, ей-богу, ко всему руки тянете…

Затем майор сноровисто надраил оружие платком и вложил пистолет Одинкова в руку трупа, а тот, что принадлежал Никите, сунул себе в карман.

– Вот так-то лучше будет, – полюбовался он плодами своей работы. – Ничего удивительного, во время борьбы так часто бывает: дрался, дрался да сам себе в живот и засандалил. Или в лоб, как в нашем случае. Всем понятно?

Троица дружно кивнула.

– А теперь пойдемте, я буду записывать ваши показания. Только рассказывать по порядку и без всяких лирических отступлений!

Спустя четыре часа труп увезли, следственная группа разъехалась, а показания троих участников событий были записаны. Лямзин удовлетворенно кивнул, сложил листы бумаги в папку и поднялся.

– Ну, всё. Можете быть свободны. Но прежде чем мы расстанемся, хочу предупредить: всех вас обязательно вызовут, так что постарайтесь не отклоняться от данных мне показаний, особенно о происшедшем сегодня. Остальное рассказывайте как было, а я постараюсь присутствовать при допросе.

– Как это – всё? – огорчилась Эльза.

– А что – мало? Может, еще по одному разу вас расспросить? – съехидничал Лямзин.

– Я не о наших показаниях. Мне кажется, как непосредственный участник событий и потенциальная жертва, я имею право знать, чем так насолила покойному.

– Да, Эдуард Петрович, расскажите нам все, что вам удалось узнать, – присоединился к просьбе жены Никита.

– А я сейчас кофе сварю, – вклинилась в разговор Агриппина. – Может быть, еще и что-нибудь перекусить найдется. Здесь есть кухня.

– Откуда знаете?

– Стас эту гостиницу купил, когда мы еще были женаты. Правда, я думала, он давно ее продал, но оказалось – нет.

– А я неподалеку магазинчик небольшой видел, могу сбегать, – обрадовался Никита, почувствовавший вдруг зверский голод.

– Да подождите вы! Бежать он собрался… – остановила его Агриппина. – Вы на себя в зеркало сначала посмотрите.

– Да, видок у меня, наверное, непрезентабельный, – смутился Лавров.

– Ладно, уговорили, – согласился Лямзин, – ведите на вашу кухню, посмотрим, что там есть. А тогда и разберемся, чего еще покупать.

Агриппина орудовала на кухне сама, отстранив Эльзу и строгим голосом приказав ей сидеть и пить разбавленный минералкой сок.

– Тебе пока больше ничего нельзя, это я тебе как недоучившийся медик говорю, – заявила она.

– Совсем? – пискнула Эльза.

– Не дави на жалость, – буркнула Агриппина, – я и так страдаю. Думаешь, приятно сознавать, что хоть и недолго, но была женой чудовища?

– А я могу чем-нибудь помочь? – влез в их беседу Никита.

Лямзин оторвал глаза от бумаг, глянул на него и ухмыльнулся.

– Вот, банки откройте, раз хотите поработать… – Агриппина всунула Лаврову в руки консервированные маслины и огурцы.

Вскоре все расположились в мягких креслах – покойный хозяин гостиницы любил комфорт – и приготовились слушать.

– История эта началась задолго до нынешних событий, – приступил Лямзин к рассказу, – поэтому наберитесь терпения, говорить буду долго.

…Мать Стаса, Лизавета Саввична, вышла замуж совсем молоденькой девушкой за человека намного старше себя. Властный, уверенный в себе, с военной выправкой, он произвел неизгладимое впечатление на девушку. Ей казалось, что любить такого человека, быть его женой и делить с ним радости и печали – высшее счастье.

Гарнизонная жизнь, однако, быстро наскучила ей. Не по характеру оказался и замкнутый образ существования офицерских жен. Тесный, полный сплетен и незамысловатых развлечений мирок раздражал ее. Единственной отдушиной был самодеятельный театр, где она проводила все свое время. Очень скоро стало ясно, что у молодой женщины настоящий талант, она могла в считаные секунды перевоплотиться в ребенка, или в стареющего ловеласа, или сумасшедшую старуху, и спектакли с ее участием неизменно имели успех. Антипу вначале это нравилось, и, наверное, поэтому он не стал сопротивляться, когда Лиза собралась учиться театральному ремеслу. Да еще и перевод в Москву как нельзя кстати подоспел.

Окончив театральное училище, Лиза устроилась в один из московских театров, что можно считать поворотным событием в ее жизни. Но! Чем большего успеха добивалась жена, тем больше мрачнел муж. Антип ревновал ее к работе, к поклонникам, к овациям и цветам. Ему не хватало прежней размеренной жизни, когда супруга всегда была дома и ждала его. В конце концов, его терпение лопнуло, и он потребовал, чтобы жена ушла из театра.

Но для нее, ощутившей славу и попробовавшей на вкус наркотик успеха, это было равносильно смерти. Лиза ответила отказом. И теперь каждый раз, когда она возвращалась домой, ее ждал мрачный, вечно всем недовольный муж.