Герхард Баумрукер - Скандал

Ингрид назвала адрес фрау Хеердеген в Швабингере.

— Я надеюсь, это не нарушит ваши планы? — добавила она.

— Что?

— То, что вы меня отвезете домой.

Вдруг Ингрид показалось, что вся суматоха, все сборы в дорогу, когда она забыла свой плащ в гардеробе у фрау Хеердеген, — все, что было только вчера, сегодня не имеет никакого значения, потому что уже сегодня она возвращается. И плащ ей не понадобился. Дождя нет. Здесь, под яркими лучами солнца все выглядело иначе. Может быть, поэтому ей показалось нелепым, что Леонгард Майнинген мертв, а у нее ничего не вышло — разве что встретила Клауса.

— Мы приехали, — затормозив, сказал Клаус.

— Уже? Я даже не заметила…

— Не было никакой необходимости ехать со мной. Вы могли остаться там, где были.

Ингрид покачала головой.

— Так лучше. Правда. Я думаю…

— Прекрасно.

— Итак, до свидания. И большое спасибо, что вы меня довезли до места.

Он принужденно рассмеялся.

— Машина, по совести говоря, еще мне не принадлежит, если смотреть с юридической точки зрения. Или как?

— Она отойдет к вам по завещанию.

— Именно. Весьма вероятно, что она станет моей… Но я как-то неудобно себя чувствую при одной мысли о завещании… Н-да… Я возьму ваш багаж… — Он вышел из машины, обошел ее кругом, открыл снаружи противоположную дверцу и выпустил Ингрид.

— Благодарю.

— Тут ваш чемодан. Может, вам помочь? Я в этом теперь хорошо натренирован.

— Нет необходимости. Здесь недалеко. Будьте здоровы!

— Даже без рукопожатия?

— Нет, почему же?

Ингрид поставила чемодан на землю и подала Клаусу руку. Она чувствовала всю нелепость этой пустой формальности, словно ничего вчера не произошло, ничто их не связывало и через несколько минут они будут чужими друг для друга.

— До свидания, — сказала Ингрид.

— Надеюсь. Во всяком случае, всего хорошего!

Они постояли какое-то время, глядя друг на друга, решив про себя, что это выглядит довольно смешно. Ингрид круто повернулась и открыла входную дверь. Затхлый запах повседневности ударил ей в нос.

Леммляйн приветствовала Клауса как блудного сына, вернувшегося в отчий дом.

— Герр Майнинген! — воскликнула она, и в голосе ее даже прозвучали материнские нотки. — Где вы пропали со вчерашнего дня? Я пыталась до вас дозвониться, но вас не было дома…

Клаус вздохнул с облегчением, когда вновь появился в родном для него «Космо-Теле», в знакомой обстановке, в привычном микроклимате. Хорошенькие стенографистки с дерзкими глазами и в еще более дерзких мини-юбках приветствовали его, когда он проходил по коридору. Здесь было хозяйство Леммляйн: постоянно звонящий телефон, жужжание, стрекот и зуммер телетайпа; места в гостинице, прослушивания, рукописи, сроки, программы — за все она отвечала… Привычный шум, привычная суета, привычные разговоры. Это телевидение, сегодняшний день, современность — и это хорошо. Хорошо было опять во все это окунуться.

— Что случилось? В чем дело? — спросил Клаус. Он почувствовал, что полностью освободился от всего, что еще так недавно угнетало и мучило его, вновь обрел оптимизм. Ведь он, Клаус, не одинок: Кротхоф и он давно уже пестовали ребенка, пора бы ему начать ходить.

— Что случилось? — спросил он.

— Шеф хочет с вами говорить. Снова. Как вчера. По этому же поводу.

— Неверно. Это я хочу с ним говорить. Как вчера. По этому же поводу.

Леммляйн наморщила лоб.

— И все-таки… шеф хочет с вами говорить, — объясняла она ему терпеливо. Шеф всегда у нее стоял на первом месте.

— Я хочу, Леммляйн. Как же это я забыл сегодня обещанную шоколадку! Простите меня.

— В следующий раз принесете две, — сказала Леммляйн, — за вами теперь долг.

— Прекрасно.

Леммляйн подняла трубку и произнесла фразу, ставшую ритуалом.

— Шеф ожидает, — известила она и, поднявшись с места, отворила перед Клаусом двойную дверь в кабинет. Очки у нее сегодня были на лбу.

Как только Клаус вошел, он сразу понял, что его радужное настроение продержится недолго. Кротхоф сидел за столом уже не в рубашке с засученными рукавами, а в летнем полотняном костюме. Он был слегка взвинчен и посасывал мятные таблетки. Ох уж эти мятные таблетки! Когда они лежат на столе у шефа — жди извержения вулкана.

Клаус кашлянул.

— Добрый день, — сказал он.

— Майнинген! Вы все проворонили. И после этого вы еще смеете показываться мне на глаза! — пробурчал, стукнув кулаком по столу, Кротхоф — мятные таблетки разлетелись во все стороны.

Клаус выждал некоторое время, стоя у стола, а затем погрузился в кресло, стоящее напротив Кротхофа.

— До меня дошли слухи, что вы искали моего общества, — произнес Клаус.

Кротхоф тяжело задышал.

— Что вы себе позволяете?! — заорал он.

Клаус поднялся из кресла, взял со стола одну из оставшихся еще мятных таблеток и положил ее перед шефом:

— Примите. А то, не дай Бог, охрипнете.

Кротхоф был до такой степени обескуражен, что взял таблетку. Клаус тоже. Затем плюхнулся в кресло.

Кротхоф взвился, как необъезженный мустанг. Наконец он утихомирился и более спокойным тоном произнес следующую тираду:

— Майнинген, я спрашиваю вас совершенно серьезно: что с вами случилось? Или я напрасно оказывал вам доверие, старался вас убедить, употребив для успеха нашего дела все свое влияние? Неужели вы не понимаете, что я стараюсь сделать все от меня зависящее ради вашей карьеры? А вы что творите? Вы идете туда и даете себя вовлечь в эту грандиозную аферу.

— Откуда вы знаете?..

— Боже! Где вы живете? Обо всем уже пишут в газетах! Вот — читайте сами.

«Вследствие неясных пока причин скончался в своем имении Моосрайн…» и так далее… Дальше — некролог на две полосы. И заключение: «Полицейское расследование продолжается…» Полицейское! Что вы на это скажете, Майнинген?

Клаус взял газету и уставился в расплывающиеся перед глазами черные ряды букв. Он не ожидал, что уже сегодня… Бросив газету на стол, он забормотал:

— Вы думаете, мне все это доставило удовольствие? Думаете, мне это нравится?

— Заткнитесь! Возьмите себя в руки, — зарычал на него Кротхоф. — Да проглотите, наконец, эту злосчастную таблетку! Меня раздражает, когда я вижу перед собой не человека, а жвачное животное, черт вас побери!

Клаус выполнил то, что от него требовали. Он ненавидел себя в эту минуту, но уступил.

— Ну вот. А теперь примите мои соболезнования по поводу тяжелого удара судьбы… и так далее… Мягко выражаясь, вы проявили неосторожность, вмешавшись в события, юноша. Конечно, вы будете меня заверять, что в данном случае ничего уже не могли поделать. Но это будут пустые слова — не так ли? Святые угодники! Посмотрите, на что вы похожи! Небритый, без необходимого в данном случае черного галстука! Я думал, Майнинген, вы как ближайший родственник умершего — в глубоком трауре.