Анатолий Безуглов - Змееловы

— Не знаю я никакую Гридневу! — взорвалась Каминская.

Неизвестно, чем бы это все кончилось, если бы в дверях не появился высокий седой мужчина в морской форме, с погонами вице-адмирала!

— Никита! — бросилась к нему Каминская. — Это ужасно!

Вице-адмирал недоуменно посмотрел на милиционера. Тот отрапортовал, как начальству:

— Младший лейтенант милиции Семен Трудных.

— Никита Павлович Рославцев… — протянул он руку гостю. — Успокойся, Люда. А вы, младший лейтенант, давайте побеседуем у меня.

У вице-адмирала был приятный баритон. Слова он немного растягивал, как и Каминская.

Кабинет Рославцева отличался простотой. Одна стена — сплошной стеллаж, набитый книгами, небольшой письменный стол, два кресла у журнального столика-торшера и длинный аквариум на железной подставке, освещенный откуда-то сбоку мягким и ровным светом.

Они расположились в креслах.

Пришедший в себя младший лейтенант рассказал Рославцеву, по какому делу приехал в Москву, историю с пропажей сухого яда. В той мере, насколько это было разрешено следователем.

Никита Павлович выслушал его внимательно, вопросов не задавал. Когда Семен Трудных закончил, вице-адмирал встал, прошелся по комнате.

— Да, все это не очень весело. Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли… Вы курите?.. — Младший лейтенант кивнул; Рославцев поставил на журнальный столик пепельницу — кусок необработанного горного хрусталя с выщербиной посередине. — Дочь моя журналистка. И это вам многое объяснит. Работает она в «Комсомольской правде»… На жену не сердитесь. Она действительно подчас не знает, чем занята Ольга. Мы с дочерью просто-напросто оберегаем ее от лишних волнений. — Никита Павлович устроился в кресле. — А от меня у Оли секретов нет. То, что она отправилась в Сибирь в экспедицию к змееловам, я знал. Мы, можно сказать, эту операцию разрабатывали вместе. — Рославцев улыбнулся. — Я был как бы начальником штаба. Ольга — увлекающийся человек. И если отдается делу, то полностью. У нее свой способ добывания материала для своих статей, очерков, книг. Она считает, и я ее в этом поддерживаю, что узнать что-либо о человеке и его деле можно только тогда, когда сам побываешь в его шкуре. Например, Оля писала серию очерков о жизни монахинь…

— Да где же теперь их найдешь? — удивился Трудных.

— Есть, младший лейтенант. Много еще чего музейного сохранилось в нашей жизни… Для этого Ольга становится послушницей в монастыре. Самой натуральной, И вот результат. — Вице-адмирал подошел к стеллажу и достал маленькую книжечку в мягком переплете; Семен Трудных с любопытством перелистал ее. — Ну могла ли она по-другому войти в этот мир, показать его так выпукло и ярко? Какому журналисту открыли бы святые девы свои тайны и чувства? Разумеется, никому. Так же получилось и в этот раз. Мы сочинили ей биографию, придумали, как она должна вести себя… Теперь вам становится ясно?

— Да уж куда ясней, — подтвердил младший лейтенант. — Значит, Гриднева это так, с потолка?

— Вот именно. Псевдоним как бы. Ольга по паспорту Рославцева, этой фамилией она подписывает свои работы в газете и журналах.

— А муж, значит…

— Никакого мужа у нее нет, — ответил вице-адмирал. — И не было. Насчет увлечений — не знаю. Эта область для меня — запрет. Ее личное дело.

— А как же насчет телеграммы? Ну, после которой она уехала?

— Очень просто. Ольга давно хлопотала в редакции, чтобы ее послали в Италию. Видите ли, во время войны я был связан с итальянским Сопротивлением. Там осталось у меня много друзей. И много дорогих сердцу могил. Вот Оленька и решила поехать по следам нашего отряда. Только было неясно, когда ей оформят документы. У нас была договоренность: как только все будет готово — командировка, виза, — я ей шлю телеграмму известного содержания…

— Эту телеграмму привез на базу я, — вздохнул младший лейтенант.

— Премного благодарен. Вот видите, вы тоже приняли невольное участие в нашей игре.

— Игра игрой, а дело-то уголовное…

Рославцев помолчал.

— Неужели есть подозрение, что Оля в этом замешана?

— Не знаю, товарищ вице-адмирал, какие у следствия есть подозрения, но смотрите, какая штука получается: приезжает ваша дочь к людям, они к ней с открытой душой. Сочувствуют, ведут себя соответствующим образом, а оказывается, все это… как бы получше выразиться, липа, и больше ничего.

Рославцев нахмурился:

— Да, конечно, в этом есть элемент обмана. Я Оле тоже говорил.

— Вот именно. А в данном случае получилось совсем нехорошо: следствие думало об одном человеке, а это — другой. Вы же должны понимать, как иной раз ерунда, пустяк переворачивает все дело.

— Я все хорошо понимаю. Но, увы, события произошли, Оля далеко, и я не в силах вернуть ее раньше, чем кончится командировка.

— А когда она должна вернуться?

— Недели через три, а может быть, через два месяца. Сами понимаете — поиск героев… — Вице-адмирал вдруг спохватился: — Вот соломенная голова, может, вы чаю хотите? Мои пьют кофе, но я предпочитаю чай, по русскому обычаю.

— Спасибо, товарищ вице-адмирал, только что завтракал.

— А может, надумаете?

— Нет, спасибо.

— Ну что ж, неволить не могу. Единственно, что я еще хочу добавить, товарищ младший лейтенант, Оля обеспечена больше чем достаточно. Зарабатывает она хорошо, живет, как видите, на всем готовом… Это следует учесть. А вообще-то я глубоко убежден, что к истории с пропажей яда моя дочь не имеет никакого отношения.

— Последняя просьба, товарищ вице-адмирал. Мы нашу, так сказать, беседу оформим в виде протокола, и вы, если не возражаете, поставите свою подпись.

— Разумеется.

— Так полагается, — извиняющимся тоном сказал младший лейтенант.

— Понимаю, понимаю, — кивнул Рославцев.

Когда протокол был написан, Никита Павлович поставил под ним свою подпись.

Еще раз извинившись, Семен Трудных удалился, в душе радуясь, что наконец с этим делом покончено, потому что чувствовал неловкость, разговаривая с военным человеком в таком большом чине.

Он вышел от Каминской и незаметно очутился в Столешниковом переулке, запруженном суетящейся толпой, вливающейся и выливающейся из магазинов, манящих красочными витринами. Толпа подхватила его и стала носить с собой, как волна утлую лодчонку без руля и без ветрил. Он долго и бесполезно обозревал меха, ювелирные изделия, дамские сумочки, кружева, редкие и дорогие вина, авторучки, книги по физике и кибернетике. Потом его прибило в Петровский пассаж и, покружив, вынесло в ЦУМ. Там он едва не купил своей Катерине пляжный ансамбль (ему сначала показалось, что это фартук), после чего выбрался на улицу. И все же людской прибой занес, его опять в магазин и столкнул нос к носу с очаровательной продавщицей, под обаянием которой Семен Трудных купил жене умопомрачительную комбинацию. До самого приезда домой его мучили опасения, что он купил за такую цену ненужную, как ему казалось, тряпку. Но именно эта безделица впоследствии привела Катерину в такой восторг, что младший лейтенант стал уважать себя намного больше.