Ирина Глебова - Санный след

Викентий Павлович не избегал компаний и вопросов, даже слегка провоцировал их. Он отлично умел так поворачивать разговор, что больше слушал, чем отвечал сам. Но ничего интересного для себя он в этот вечер не услышал. Несколько раз ловил он на себе взгляды хорошенькой княжны Елены Александровны и ее жениха — красивого молодого человека. Он слышал, что молодые люди обручены и не удивлялся тому, что они не расставались ни на минуту. Поглядывали на него молодые люди мельком, ненавязчиво. Петрусенко понимал их интерес. Ему и самому хотелось бы поговорить с княжной — подругой Анны Городецкой, но, подумав, он решил этого не делать. Нынче не время, а Устин Петрович Вахрушев, на правах друга семьи, еще раньше провел неофициальный допрос девушки. Та ничего не знала о планах Анны, плакала и повторяла, что всегда боялась за нее: та вечно искала приключений, бывала в таких районах города, о которых и подумать страшно… Викентий Павлович представлял, что сумел бы незаметно заставить княжну вспомнить разные мелочи и случаи, о которых она и сама сейчас не помнит. Но, возможно, все это не имело бы к убийству никакого отношения. По крайней мере, сейчас и вправду не время.

Но вот с одним человеком он решил непременно найти возможность поговорить наедине — с Ксенией Анисимовой. Тому было несколько причин. За короткое время, прошедшее после того, как он впервые увидел Ксению Аполлинарьевну в церкви, Викентий уже многое знал о ней. Она тоже близко общалась с Анной Городецкой. Для своей племянницы была лучшим другом, а значит, на правах исповедальницы, знала все то, что знала княжна. Но, в отличие от юной Орешиной, Анисимова была взрослой, много пережившей, сдержанной женщиной. А значит с ней можно было говорить откровенно. К тому же существовал еще Кирилл Степанович с его тайной влюбленностью.

Перед тем как перейти в специальную десертную залу пить чай, гости вновь устроили небольшой перерыв. Петрусенко увидел, что Ксения, поговорив с двумя дамами и мужчиной, вышла из комнаты. Через стеклянную дверь он видел, как она по полукруглому коридору идет к библиотеке. Он достал свою трубочку, огляделся с рассеянным видом и тоже направился к коридору.

В библиотеке горел светильник, Ксения у полки искала какую-то книгу. Оглянулась, улыбнулась приветливо.

— Викентий Павлович, я не ошибаюсь? Устали от шума? Если хотите, отдохните здесь, и курить можете — вон прибор.

Петрусенко подумал, что с этой женщиной не стоит хитрить. Но не успел начать разговор, как она спросила первой:

— Устин Петрович сказал, вы работаете вместе. Тоже в полиции служите?

— Служу.

— А я видела вас недавно в церкви, вместе с другим следователем.

Она явно хотела что-то сказать еще, но почему-то запнулась, улыбнулась неловко. «Однако! — мысленно восхитился Викентий Павлович. — А этот бедолага думает, что она его не знает!» Ответил быстро:

— Да, Кирилл Степанович мой хороший товарищ. Вы его знаете?

— Нет… Да… Совсем немного… — Странно было видеть, как смущается женщина от совершенно безвинного вопроса. — Он отец одной нашей ученицы. Приходит в гимназию…

— Он и в самом деле отличный отец. Не захотел отдавать детей в закрытые пансионы, сам ими занимается. Хотя это и не просто мужчине одному.

— Но… — Женщина тщетно старалась скрыть заинтересованность. — Почему же одному? Разве?..

— Да, Кирилл Степанович семь лет назад похоронил супругу. Очень ее любил. Так же, как любит и детей. Воспитывает их.

— Я не знала… — прошептала Анисимова. — Но у него есть дети, он, наверное, счастлив с ними…

— А у вас детей нет… Простите, Ксения Аполлинарьевна, я знаю вашу историю. Именно Кирилл Степанович рассказал мне.

— Он? Вот как! Он знает меня?

Петрусенко отводил взгляд, чтоб не видеть, как растерянно и взволнованно женщина перебирала книги: брала одну, ставила на место, вновь доставала… Ответил мягко:

— Знает. И очень уважает.

Наконец Анисимова справилась с собой, повернулась, глянула на Петрусенко прямо, с легкой улыбкой. Сказала, словно подтрунивая над собой:

— Это приятно слышать. Впрочем, семья у меня тоже есть. И очень хорошая семья.

— Да, я знаю: сестра, племянница, ее жених.

— Верно, Леночка, моя племянница, скоро выйдет замуж. На зависть и горе множества городских барышень! Но она об этом и не догадывается.

— Что так? — вежливо удивился Петрусенко.

— Ах, да! Вы же человек приезжий, можете и не знать. Леночкин жених, Петр Уманцев, актер нашего городского театра. Любимец публики.

— Понял. Особенно женской части публики?

— Верно, верно! — Ксения засмеялась. — Но верно и то, что он хороший актер, славный молодой человек, и они любят друг друга.

— Дай Бог им счастья, мне княжна очень симпатична.

Викентий Павлович присел к массивному столу, его собеседница — в кресло у журнального столика.

— Значит, вы тоже следователь? — спросила она. — Мне кажется, я слышала о том, что помогаете раскрыть наши страшные преступления?

— Это верно. Но основную работу делает следователь Одиноков.

— Как ему, наверное, тяжело… Все запутанно, сложно… И не только поэтому — душа от ужасов устает…

— Я понимаю, что вы хотите сказать, Ксения Аполлинарьевна. — Петрусенко вглядывался в одухотворенное лицо женщины, невольно думая о том, что она ведь просто красавица. — Нормальному человеку, с душой и сердцем, видеть подобные преступления порой непереносимо. А ведь Кирилл Степанович не просто их видит, ему приходится как бы препарировать их, проникаться мелочами. А характер у него хоть и мужской, но очень чувствительный. Но он знает цель — найти убийцу, спасти других женщин, которые тоже могут стать жертвами. Благородная цель! Оттого и держится он, не поддается психическому гнету.

Петрусенко спохватился: он говорил слишком горячо. Наверное потому, что в какой-то мере имел в виду и себя. Улыбнулся Анисимовой, качая головой:

— Что это я… Напугал вас?

Она ответила спокойно:

— Преждевременную и мучительную смерть мне видеть приходилось. Она не пугала меня, потому что была исполнена смысла. В этих же преступлениях ужасает жестокая бессмысленность… А ваша работа — следователей — меня очень трогает. И вызывает сильное желание чем-то помочь. Но что же я могу?

Петрусенко тут же воспользовался поворотом разговора.

— Вы ведь хорошо знали Анну Городецкую?

— Да. Девушка одновременно и нравилась мне, и пугала своей ультрасовременностью.

— Не рассказывала ли вам Анна о каких-нибудь своих новых знакомых, поклонниках? Может, делилась так, по-женски?

— У нее вообще был необъятный круг общения. И из-за ее любознательной натуры, и по репортерской профессии. Но о ком-то конкретно… Нет, не припоминаю. Да я и сама после происшедшего не раз пыталась вспомнить что-либо… Нет.