Александра Маринина - Жизнь после жизни

Девочка между тем что-то бормотала, глядя на фотографию Аиды Борисовны, укрепленную на простом деревянном кресте. Настя не могла разобрать ни одного слова, да и не особо старалась, больше озабоченная собственными размышлениями. Она тоже смотрела на серьезное тонкое лицо Павловой в красивых дорогих очках и снова и снова вызывала в памяти обстановку в ее квартире, содержимое памяти компьютера, книги, диски, мебель, репродукции на стенах. Что-то крутилось в голове, как назойливая муха, и не давало себя поймать. Книги, диски, репродукции… Книги, диски… Диски…

«Аида». Несколько дисков с разными записями этой оперы Джузеппе Верди. «Аида», третий акт, сцена у реки? Вот оно! В третьем акте Аида по наущению своего отца пытается уговорить Радамеса предать свою родину, фараона, Египет и бежать с ней в Эфиопию. Или нет? Настя не была уверена в том, что помнит правильно. И в любом случае, надо внимательно прослушать весь третий акт, чтобы понять, какие именно слова имела в виду Аида Борисовна Павлова, когда, взволнованная, выбежала из кабинета Аллы Ивановны Ярцевой. И между прочим, совсем не факт, что Аида Борисовна думала в тот момент именно об опере, она вполне могла иметь в виду любую пьесу из необозримого мирового репертуара. Правда, не в каждой пьесе есть третий акт, и если он есть, то не каждый третий акт подразумевает сцену у реки, но наверняка таких пьес наберется не один десяток. С другой стороны, Аида должна была эту пьесу хорошо знать и любить, и, значит, у нее дома сие литературное произведение наверняка есть. Не может не быть. Так что если с «Аидой» не получится, нужно будет еще раз посетить квартиру Павловой и на этот раз уже пристально изучить всю библиотеку и найти нужную пьесу.

Полина закончила свой монолог и подняла на Настю полные слез глаза.

— Мне так грустно без нее, — сказала она негромко. — Я ее очень люблю. И очень скучаю.

Они крепко взялись за руки и пошли в сторону выхода. Шли тем же путем, и Настя напряглась, когда они поравнялись с могилой Алисы Ярцевой, но Полина по-прежнему смотрела себе под ноги, погруженная в печальные переживания, и ничего не заметила.

Настя отвезла девочку домой и вернулась в усадьбу. По дороге решила, что начатый с «неправильного» завтрака день следует довести до логического конца, и заехала в магазин, где купила сыру, колбасы, хлеба, пирожных, а в отделе кулинарии взяла куриные котлеты и большую порцию салата «Столичный». Вот к такой еде она привыкла, и не в ее годы начинать переучиваться и жить по правилам какого-то там олигарха Бегорского.

Выйдя из машины, она сделала крюк, заскочив в зверинец и забрав Подружку. Вот так будет правильно. Сейчас они вместе пообедают, а потом Настя влезет в Интернет, найдет любую запись «Аиды» и послушает. «Будем надеяться, что итальянский язык я еще не окончательно забыла», — думала она, стягивая куртку и сапоги и одновременно уворачиваясь от обезумевшей от радости Подружки, которая все время норовила упереться Насте в грудь мощными передними лапами, мокрыми от снега, и лизнуть ее в лицо.

Холодные куриные котлеты показались Насте просто божественными, особенно в сочетании с салатом, по которому она, оказывается, так соскучилась! Подружка радостно жевала сыр с колбасой, лежа у Настиных ног. И все было таким спокойным и мирным.

— Пирожное будешь? — спросила Настя, налив себе кофе и открывая коробку. — Тебе какое, эклер или корзиночку?

Собаке было все равно, она любила и то, и другое, и вообще все, что предлагала ей человеческая подруга. Она нервно дергала кожаным носом, сглатывала слюну и повизгивала от тихого счастья.

— Пошли оперу слушать. Оперу любишь?

Насчет оперы Подружка не была уверена, но если это любит ее ненаглядная Настя, то и она готова слушать хоть до утра, только бы находиться рядом, иметь возможность смотреть на нее, дышать с ней одним воздухом.

Настя довольно быстро нашла несколько вариантов «Аиды» и задумалась, какой выбрать. В принципе, все равно, но на всякий случай она выбрала тот, который сопровождался английскими субтитрами: если ее подведет знание итальянского и восприятие на слух, то уж с английским текстом она точно справится. Настя честно хотела сразу перейти к третьему акту, но не удержалась.

— Я только послушаю первые десять минут, — сказала она себе, — а потом сразу перейду к сцене у реки.

Но десять минут превратились в двадцать, а потом все как-то плавно перетекло в сплошное прослушивание. Ну не отказывать же себе в удовольствии! Все равно нет никакой спешки… Нет, знание итальянского никуда не делось, да и дикция у певцов оказалась на редкость хорошей, так что английские субтитры даже не понадобились.

Собака мирно дремала, положив голову на Настины ступни в теплых носочках и посапывая. Любительницей классической оперы она явно не была.

Ну вот и третий акт, и та самая сцена у реки. Настя вся превратилась в слух, схватила ручку, положила перед собой блокнот и приготовилась ловить каждое слово. Через полчаса она выключила «Аиду», волевым усилием приняв решение не дослушивать оперу до конца. Перед ней лежал тот текст, который, судя по всему, имела в виду Аида Борисовна Павлова: «Я должен бежать с тобой в чужую страну, покинуть свою родину и алтари наших богов, забыть землю, где я завоевал первые лавры славы, забыть небо, которое было свидетелем моей любви».

Да, бывший следователь Павлова была категорической противницей переездов в поисках лучшей жизни. Сына своего она отпустила в Канаду, а вот сама уезжать туда отказалась, как сын ни настаивал. Об этом и свидетели говорили, и Настя своими глазами читала в переписке Аиды Борисовны с родственниками. Но почему-то эту свою позицию она вспомнила и решила подтвердить словами Радамеса именно после разговора в кабинете Аллы Ивановны Ярцевой. И разговор этот ее сильно взволновал и расстроил, причем настолько, что она даже отказалась от посещения парикмахерской, хотя очень следила за собой и старалась хорошо выглядеть.

Ну что ж, теперь, по крайней мере, понятно, в каком направлении следует двигаться и какую информацию собирать.

Настя ласково погладила Подружку по шее, запустила пальцы в длинную спутанную шерсть.

— Вставай, милая, пойдем по делам. Мне нужно в главный дом, а ты, если хочешь, подожди меня на улице. Собакам в клуб нельзя, ты сама знаешь. Не оставлять же тебя в холле скучать.

Подружка протяжно зевнула и облизнулась, вполне прозрачно намекая на оставшиеся вкусности.

— Хватит, тебе больше нельзя, — строго сказала Настя, — ты уже старенькая, а старикам переедать вредно. Вот пойдем вечером на прогулку — и я тебе еще дам сырку с хлебушком. А пока хватит.

Собака посмотрела на нее с упреком и покорно пошла к двери.