Владимир Кайяк - Следы ведут в прошлое

Как только я вошел в комнату, меня сразу же, у порога, остановило ощущение, будто я в комнате не один. Подобное ощущение испытывают многие: входишь в помещение и каким-то шестым чувством воспринимаешь присутствие человека, хотя и не видишь его и он не выдает себя ни звуком, ни движением...

Часть комнаты закрывал от меня шкаф, стоящий у двери. Я медлил нажать выключатель, в голове молниеносно проносились догадки: Айя? У нее есть ключ от моей квартиры. А если не Айя, если... Квартиру Бредиса тоже сумели отпереть... А пистолет у меня в прихожей, в пиджаке.

Вдруг я рассердился на себя и прошел в комнату. Окно было залито лунным светом, я увидел, что на тахте лежит человек.

— Айя!

Я подошел к тахте, ее руки обвились вокруг моей шеи.

— Берт, что с тобой? Скажи мне, что с тобой? Я не могу так, не могу, слышишь!

Руки, обвившиеся вокруг моей шеи, дрожали.

— Я боюсь за тебя, Берт. Бредиса ранили.... Откажись! Ради меня, я прошу, откажись от этого дела! Почему ты... почему именно тебе надо этим заниматься?

— Подумай, что ты говоришь! А почему кому-нибудь другому? За каждого кто-то да боится.

— А ты? Меня ты успокаиваешь как ребенка, а сам? Сам-то ты разве не боишься? Только не лги! Почему ты так долго стоял у двери? Разве ты не боялся, не нервничал?

— Какое это имеет значение?

— Берт, откажись, прошу, умоляю тебя! Я забыла наши разногласия, пришла... первая...

— Я оценил это. Но давай серьезно, Айя, совсем серьезно! Чтобы не тратить зря нервы и время на подобные разговоры... Ненужные... Скажу тебе, Айя, прямо: не думаю, что ты по-настоящему взвесила то, что сейчас говоришь и требуешь от меня. Скажи: ты уверена в том, что к подобному предложению — ради любви отказаться от своей работы, какой бы она ни была, — можно отнестись серьезно?

— Ну, если ты так переворачиваешь каждое слово...

— Если говорить, так уж поставить все точки над «i».

Айя не отвечала. Я лег на тахту рядом с ней. Напрасно прождав, что она заговорит, я заметил миролюбиво:

— Давай отложим разговор. Наверно, спать хочется?

Молчание. Я повернул голову к ней. Серебристый, холодный свет луны разливался по комнате. Айя лежала не шевелясь, с закрытыми глазами, видно, и вправду уснула.

Может быть, я должен был обнять ее и приласкать, не говоря ни слова? «Должен?..» Если я употребил такое слово, значит...

Неожиданно Айя спросила:

— Неужели другие юридические специальности не привлекают тебя, не кажутся важнее твоей?

— Я над этим не задумывался. Знаю одно: моя работа кажется мне достаточно привлекательной и важной, чтобы никогда от нее не отказываться.

Молчание.

Что творилось в голове у Айи? С чего ей вздумалось поставить работу и любовь на позиции двух соперников?

— Слушай, Айя, это же азбучная истина. Моя любовь к тебе была бы в опасности вот именно, если бы меня точило сознание своей неполноценности, бесцельности... Я понимаю, что любовь может требовать себе большого места в человеческой душе... но единственного? Не единственно же, Айя?

— Не будем больше об этом! Мне и вправду спать захотелось...

Она повернулась ко мне спиной. Но мне почему-то казалось, что Айя тут солгала. Мне-то, во всяком случае, спать расхотелось, я так и не уснул до утра.

С утра, как только я явился в прокуратуру, меня вызвал к себе Старый Сом. Я не выспался, был вялым, но решил этого не показывать.

В комнате у Друвы сидели люди, раздавались громкие голоса. При моем появлении некоторые ушли, остались только имеющие какое-то отношение к делу Зара: Юрьян и еще один работник милиции, два представителя от комиссии, работавшей на консервной фабрике, эксперт Рундель и я.

— Начнем! — Старый Сом сделал знак членам комиссии, и один из них стал рассказывать о работе, которую проделала комиссия на фабрике.

Что-то смущало его, то ли широкий рот Сома — людям, мало знавшим прокурора, всегда казалось, что он ехидно усмехается, — то ли еще что-нибудь, но докладчик часто сбивался, повторялся, даже заикался.

— А у вас нет шпаргалки? — в конце концов нетерпеливо прервал его Сом. — Вас же не заставляют декламировать наизусть.

Оратор облегченно вздохнул, вытащил из кармана бумагу, и тогда все пошло у него как по маслу.

Меня его сообщение не обрадовало: комиссия не вскрыла никаких злоупотреблений, в которых можно было бы обвинять покойного Зара или вообще какое-либо определенное лицо. Если на фабрике имелись кое-какие просчеты, подлежащие устранению, то о них было известно еще до прихода Зара. После того как Зар стал директором, путем согласованных действий руководства фабрики началось устранение недостатков, борьба за расширение объема продукции предприятия и улучшение ее качества...

— Простите! Что вы подразумеваете под «согласованными действиями руководства фабрики»? — спросил я.

— В первую голову то, что все начальники цехов и инженеры поддержали нового директора в деле устранения причин указанных недостатков. Ни одно из пожеланий или предложений Зара не натолкнулось на мало-мальски серьезные возражения, не говоря уж о разногласиях или спорах.

— Благодарю. Продолжайте!

— По сие время не было зафиксировано ни случаев хищений, ни бесхозяйственного расходования средств, заслуживающего серьезных упреков. Нарушения финансовой дисциплины, которые министерство ставило в вину прежнему руководству, а также Зару, не могут быть квалифицированы как злоупотребления. Средства вкладывались лишь в увеличение производственных мощностей. Правда, если подходить бюрократически, можно было бы упрекнуть руководство в том, что эти средства заимствовались из фондов, предназначенных для других целей, как то: на капитальный ремонт, а также из фонда предприятия. Допускаю, что можно придерживаться различных мнений по поводу целесообразности расходования упомянутых средств, но о злоупотреблениях материалы данного обследования не свидетельствуют ни в коем случае.

Старый Сом побарабанил по столу и сказал:

— М-да... Тем лучше, тем лучше. Никаких злоупотреблений. Это зафиксировано вами... А какого мнения был на этот счет Зар? Не заставляет ли его поведение или сделанные им кому-либо из ведущих работников указания сделать вывод, что директор все же подозревал кого-то в совершении злоупотреблений?

Члены комиссии покачали головами. Ничего подобного.

Это совпадало с выводами Бредиса, а потом и с моими.

Сом провел ладонью по лысине, как бы сгоняя невидимую муху, и затем произнес:

— Н-ну! За работу! Договоримся о плане согласованных действий... Минуточку! Товарищи из комиссии могут быть свободны.

Когда они вышли, Друва продолжал:

— Прежде всего следователь Адамсон проинформирует нас о том, что уже сделано.