Дик & Феликс Фрэнсис - Ноздря в ноздрю

— Да, я знаю. Сожалею об этом.

— Так от чего он умер?

— Заключения о причинах смерти еще нет, но, судя по всему, умер он от прободения кишечника.

— И что это такое? — спросил я.

— В кишке появляется дыра, и содержимое ки­шечника поступает в брюшную полость. Возникает перитонит, от которого, если быстро не принять не­обходимых мер, наступает смерть.

— Так этот человек умер от перитонита?

— Я не знаю. Как я и сказала, заключение о смерти еще не готово. Но родственники говорят, что у него была болезнь Крона, то есть воспаление ки­шечника, и он несколько дней жаловался на боли в животе. Болезнь Крона может вести к непроходимо­сти кишечника, а потом к прободению.

— Почему он не обратился к врачам раньше, до ночи с пятницы на субботу? — спросил я.

— Не знаю, но, похоже, он часто жаловался на боли в животе. И я сомневаюсь, чтобы он пошел на тот званый обед на ипподроме, если боли настолько усилились, что ему потребовалась врачебная по­мощь.

— Значит, к моей кухне претензий нет? — спро­сил я.

— Я этого сказать не могу. Случаи пищевого от­равления налицо, пусть даже эта смерть не связана с ними.

— Но еда не готовилась на моей кухне, а продук­ты не находились здесь ни минуты.

— Да, я знаю.

— Тогда, пожалуйста, пришлите кого-нибудь, чтобы они сняли замки.

— Сначала на кухне должен побывать инспектор.

— Отлично. На этой кухне можно есть на полу, такая она чистая. Пришлите ваших инспекторов се­годня, чтобы я мог начать работу. Мне не хочется даже думать о том, какой ущерб для репутации рес­торана нанесли расклеенные вокруг плакаты «ЗА­КРЫТО НА ОБЕЗЗАРАЖИВАНИЕ».

— Я постараюсь что-нибудь сделать.

— Хорошо. Иначе мне придется предъявлять претензии к врачу, который не может отличить пи­щевое отравление от перитонита.

— Я думаю, такие претензии уже предъявлены семьей покойного.

Я в этом не сомневался.

— После инспекции вопрос будет закрыт?

— Не совсем. С моей точки зрения, как предста­вителя департамента охраны здоровья и окружаю­щей среды Кембриджшира, у меня не будет возра­жений против открытия вашей кухни, если инспек­ция не выявит никаких нарушений. Но расследова­ние о причинах массового отравления в пятницу, в результате которого люди попали в больницу, будет продолжаться.

— Но кухни, где я готовил в пятницу, и остатков еды нет. Как же вы будете проводить расследова­ние? — спросил я. Решил не говорить ей, что только двое из моих сотрудников не пострадали после пят­ничного обеда, и только потому, что ели вегетариан­скую пищу. Не то чтобы я хотел мешать расследова­нию. Просто предпочел бы, чтобы оно не начина­лось.

— У поступивших в больницу взяли образцы рвотных масс и кала. Анализы покажут, чем вызвано отравление.

«До чего интересная работа, — подумал я, — ко­паться в блевотине и поносе. Хорошо хоть, что это делает кто-то другой, а не я».

— И когда я смогу ознакомиться с результатами анализов? — спросил я.

— Результаты пришлют мне, а не вам, — голосом директрисы ответствовала Анджела Милн.

— Но вы меня с ними ознакомите, не так ли?

— Возможно. — В голосе прозвучали веселые нотки. — Если они не станут основанием для обви­нения. Тогда вас ознакомит с ними полиция, после того, как арестует.

— Ну, спасибо.

На том мы и расстались. Учитывая характер мое­го бизнеса, мне следовало дружить с Анджелой Милн, а не враждовать.

Карл отвез меня на ипподром, чтобы я смог забрать свой автомобиль. На стоянке для сотрудников мой «Гольф» не стоял в гордом одиночестве. Компа­нию ему составлял потрепанный, старый зеленый «Мини». Машина Луизы.

— Господи, — выдохнул Карл. — И что нам с этим делать?

— Я сообщу в полицию. Они разберутся.

— Дельная мысль. — Карла порадовало, что заyиматься этим придется не ему.

Какое-то время мы посидели, глядя на малень­кий «Мини». По какой-то причине этот автомобиль напомнил мне о катастрофе пригородной электрички в западной части Лондона, когда обугленные останки некоторых жертв удалось определить по но­мерным знакам автомобилей на стоянке у станции «Ридинг», которые остались там в конце дня.

Я вышел из машины.

— После обеда я вернусь в ресторан, чтобы пора­ботать над новым меню. Увидимся утром.

— Я, может, тоже подъеду. Делать-то все равно нечего.

— Хорошо, значит, увидимся еще и сегодня. Но сначала мне нужно вернуться домой.

— Как скажешь. — Я захлопнул дверцу, и он уехал.

Я постоял, глядя поверх зеленой изгороди на главную трибуну. Все было как всегда, за исключе­нием полисмена и бело-синей ленты, натянутой вдоль заднего фасада трибуны с тем, чтобы к ней не подходили люди и не затаптывали место преступле­ния. Я подозревал, что внутри ведется куда более активная работа: эксперты-криминалисты наверняка продолжали поиск фрагментов бомбы.

Дохромав до полицейского, я показал ему на зе­леный автомобильчик на стоянке и сказал, что при­надлежит он одной из жертв, Луизе Уитворт.

— Благодарю вас, сэр, — ответил коп и пообе­щал, что сообщит об этом кому следует, чтобы авто­мобиль вернули семье. Хотя я подозревал, что у них и без этого хватало забот.

Подумал, не спросить ли, есть какие-то новости или нет, но полицейский, скорее всего, ничего не знал, а если бы и знал, то не сказал бы. Я попро­щался с ним, вернулся к моему автомобилю и уехал. На автостоянке остался только маленький зеленый «Мини».

Вернувшись домой, я проглотил пару таблеток обезболивающего, чтобы заглушить тупую боль в ко­лене. Слишком долго ходил и стоял, вот оно и за­протестовало. Какое-то время полежал на диване, дожидаясь, когда подействуют таблетки, потом по­ехал на автозаправочную станцию, чтобы залить в бак бензин и купить местную газету. Улицы практи­чески пустовали, и Барбара, кассирша средних лет, прогнав мою кредитную карточку через считываю­щее устройство, заверила меня, что весь город в шо­ке. Сказала, что заходила в городской супермаркет и никогда не видела его таким пустым. А люди, кото­рые там были, разговаривали шепотом, словно боя­лись потревожить мертвых громкими голосами.

В автомобиле я сел и прочитал в «Кембридж ивнинг ньюс» статью о взрыве. Первую полосу зани­мала фотография синего полотнища, закрывающего две ложи, и заголовок: «УБИЙСТВО НА СКАЧКАХ». И хотя главный констебль назвал фамилии только четырнадцати из восемнадцати погибших, газета пе­речислила всех, а также имена тех, кто получил серьезные ранения. Вероятно, у газеты были хоро­шие связи с местными больницами и полицией.

Я просмотрел список. Погибли восемь амери­канцев «Делафилд индастрис», включая Мэри-Лy Фордэм. Помимо Элизабет Дженнингс и Луизы, смерть унесла жизни еще четырех местных жителей, двое из которых постоянно бывали в «Торбе». Из оставшихся троих я знал: тренера скаковых лошадей и его жену, которые жили в Лэмбурне, и удачливого ирландского бизнесмена, вкладывающего немалую часть своих прибылей в чистопородных скакунов. Среди получивших серьезные ранения значились и Ролф Шуман, президент «Делафилд индастрис», и полдюжины людей, которых я знал по миру скачек. Помимо фамилий, газета поместила фотографии не­скольких убитых и раненых, которые имели непо­средственное отношение к ипподрому и скачкам.