Джонатон Китс - Химеры Хемингуэя

— Там камеры? — спросила Анастасия мужа, сидевшего со стороны тротуара, чтобы защитить ее в случае непредвиденных обстоятельств.

— Держи меня за руку, — сказал он, — улыбайся, но не останавливайся. Иди за мной.

— Нам обязательно выходить?

— Нас ждут, Анастасия. — Саймон снял с нее очки. Расправил складки шелкового платья. Шофер открыл дверь и отступил. — Идем.

Она шла за ним. Улыбалась, но не останавливалась. Держала его за руку. Папарацци оттеснили ее поклонников, сталкивая их с каменных ступеней и топча упавшие книги, но Анастасия ничего этого не видела, только вакханалию камер, вспышки бульварных фотографов среди софитов телевидения.

— Последняя ступенька, — прошептал Саймон на ухо подвыпившей жене, но репортеры приняли это за нежность, и кадр до бесконечности перепечатывали в бумажной прессе и показывали по всем каналам. Молодая писательница в момент близости с мужем. И не то чтобы пресса поняла неправильно: пожалуй, физически Саймон был ближе всего к ней с того вечера, когда они познакомились с Халцедони Боулзом.

Потом они вошли. Фредди встретил их вместе с директором «Шрайбера», габаритами почти в два раза превышающим стандартные показатели; теплая директорская рука увлажнила руку Анастасии липким потом. Пока он знакомился с ее мужем, она вытерла пот о широкий пояс фрачных брюк Саймона и взяла бокал шампанского с прохожего подноса.

— Мы действительно гордимся… — начал было Фредди, но тут его начальник закончил беседу с Саймоном, чье упоминание о якобы общих знакомых не заинтересовало директора ни на йоту.

— Мы действительно гордимся, — перебил он Фредди и замолчал, будто задумавшись, чем именно. — Для нас большая честь, что вы стали нашим автором, независимо от того, что может произойти завтра вечером. — Он осклабился. — «Шрайбер» был учрежден и организован, с вашего позволения, Корнелиусом Элбертом Шрайбером-старшим, чтобы публиковать отборнейшую литературу, от Эрнеста Хемингуэя до… — Он покосился на Фредди. — До Анастасии Лоуренс. — Он поднял бокал, чтобы выпить за нее.

— Я думаю… — сказала она.

— Я думаю… — перебил он, умолкнув на этот раз, чтобы пригладить вихор на лохматой голове, — мне кажется, вы еще прекраснее, чем в вашей книге. Такая стройная. — Он потер живот. — И кстати говоря, кое-кому пора с вами познакомиться. — И он беззаботно и весомо понес свою мягкую белую тушу, каждая пора коей сочилась влагой. Менее влиятельные персоны попятились, чтобы не стоять у него на пути. Он определенно привык властвовать.

Атриум Публичной библиотеки в тот вечер сиял особым великолепием. У Анастасии перехватило дыхание от одного прохода по мраморному полу. Саймон взял ее за руку, чтобы не потерять. Мужчины, мимо которых они шли, смотрели на тоненькую фигуру Анастасии с откровенным вожделением, женщины — с завистью.

— Вернешь мне очки? — попросила она, совершенно потеряв ориентацию в пространстве, растянувшемся далеко за пределы ее беспомощной видимости.

— Ты не наденешь очки на такой изысканный прием.

— А Фредди надел. — Она улыбнулась Фредди, на один шаг отстававшему от их разговора. Тот улыбнулся в ответ.

— Фредди мужчина. Я же предлагал тебе купить линзы любого цвета взамен потерянных.

— Тебе не нравятся мои карие глаза. Тебе не нравится во мне ничего, к чему ты не приложил руку.

— Если бы не я…

— О чем я и говорю. Если бы не ты, я бы все еще была собой.

Но на это уже не было времени. Берт Шрайбер одновременно представил ее губернатору штата Нью-Йорк, директору Библиотеки Конгресса и ректору Колумбийского университета.

— Разрешите представить Анастасию Лоуренс, — сказал он, — молодого автора «Как пали сильные».

— Очень приятно, — ответила она, каждому пожимая руку. Она ничего не видела, только ощутила, что у губернаторa самая холодная ладонь, а у ректора Колумбийского университета — самое крепкое рукопожатие.

— Надеемся, вы посетите наш университет во время своего пребывания в Нью-Йорке, — сказал последний, выпустив ее руку, — и, возможно, подумаете о месте преподавателя курса английского.

Но она не могла вернуться в мир науки, уже не могла, поэтому отвернулась к директору Библиотеки Конгресса:

— Мне бы хотелось как-нибудь посетить вашу библиотеку.

— Это ваша библиотека, — напомнил он, — я всего лишь уполномоченный.

— Вот именно так я себя и чувствую в отношении «Как пали сильные».

Все рассмеялись, хотя я сомневаюсь, что кто-нибудь понимал почему, а директор пообещал устроить лично для нее экскурсию по своим владениям, когда она окажется в Вашингтоне, округ Колумбия.

— Правда? — И тут, видимо, вспомнив последнее, что случилось с ней в библиотеке, насупилась: — По-моему, с библиотеками у меня не все в порядке.

— В Лиланде вы работали в библиотеке колледжа, — заметил директор Библиотеки Конгресса, — если не ошибаюсь.

Теперь, когда мельчайшие подробности жизни Анастасии стали достоянием общественности, она перестала даже надеяться забыть свое прошлое. Ей негде было укрыться: люди обвиняли ее, совершенно ни в чем не подозревая. По ее представлениям, вся жизнь ее должна была видеться уликой.

Но, разумеется, это не входило в компетенцию директора Библиотеки, который специализировался на американской литературе и каким-то образом умудрился втянуть за руку в их тесный круг председателя комитета Американской книжной премии по научной литературе — до того, как Анастасия успела понять, что происходит.

— Кстати, о библиотекарях и Лиланде — уверен, вы знакомы с уважаемым профессором Тони Сьенной, — заявил он своей коллеге, и никто, от губернатора до ее собственного мужа, не смог сдержать противоестественного любопытства: как она, femme fatale , [46] Роковая женщина (фр.). ответит человеку, которого, по слухам, соблазнила и бросила, погрузившись в Sturm und Drang [47] Буря и натиск (нем.). создания «Как пали сильные».

— Привет, — сказала она и у всех на глазах протянула ему руку точно так же, как остальным.

— Браво! — ответил он, глядя на Фредди, Берта Шрайбера и ее мужа, каждый из которых, несомненно, услышал прохладу в его тоне, но причины не уловил. — Вы добились даже большего, чем я мог ожидать.

— Вы знакомы с моим мужем Саймоном Стикли?

— Мой старый коллега Донателло Сан Марко высоко отзывался о вас, — сказал Тони.

— Как и о вас. Ваши исследования — работа высшего класса.

— Ваша жена, очевидно, превзошла бы меня, если бы не увлеклась беллетристикой.

Все засмеялись над абсурдностью предположения, что великая американская писательница может заниматься какой-то научной работой, — все, кроме Тони и Анастасии, смотревших друг на друга не отрываясь, как в тот последний раз больше года назад, когда она рассталась с ним возле его дома.