Марджори Аллингхэм - Тайна Чаши

Профессор Кэйри не пропустил ни слова из этой беседы, и, когда Кемпион умолк, сложил руки на груди и тихо заговорил сам:

— Я не совсем понял, в чем дело. Валь пожал плечами.

— Никакого дела нет после того, как мистер Мелхизадек назвал дату создания чаши. Налицо трагический фарс.

Профессор и мистер Кемпион обменялись понимающими взглядами.

— Не надо так думать, мальчик, — попытался утешить его профессор Кэйри. — Знаете, — сказал он, поворачиваясь к Кемпиону, — лучше вам немедленно рассказать обо всем мистеру Гирту а потом мы пойдем дальше.

Валь вопросительно поглядел на Кемпиона.

— Положение весьма деликатное, но, наверное, вы правы и пора расставить все точки над Дело в том, Валь, что стоило мне увидеть фотографию, и я сразу усомнился в подлинности чаши. Прежде, чем отыскать вас, я нанес визит моему старому другу профессору Кэйри, самому знающему эксперту из ныне живущих, который, как мне стало известно, поселился по соседству с вами. По фотографии он не мог сказать мне ничего определенного, хотя у него тоже возникли сомнения. — Он помолчал. — Так как ваша тетя не очень-то ладила с соседями, то я не мог представить вам профессора. Поэтому признаюсь, что это я вызвал его к Мелхизадеку. Понимаете, я знал, что одному специалисту вы не поверите. Мне очень жаль. Я собирался убедить вас, что надо сделать копию чаши, а тут вмешались девушки и очень мне помогли.

Валь закрыл лицо руками.

— Все. Это конец, — прошептал он. Профессор наклонился над ним, безгранично

жалея его и подсмеиваясь над его наивностью.

— Послушайте, я не собираюсь разрушать ваши иллюзии, — сказал он. — И я тоже понимаю деликатность ситуации. Но если вы позволите, я изложу вам некоторые свои соображения о так называемых фактах, ведь на мои представления не влияют неколебимые традиции.

Он помолчал, давая Валю время взять себя в руки.

— Если вы спросите меня, — продолжал профессор, — то я скажу, что очаровательная вещица, которая хранилась в вашей часовне последние сто пятьдесят лет — поддельная чаша. Вы должны знать, что наши предки были простыми людьми, вещи у них были простые, и они не принимали никаких особых мер предосторожности в отношении своих сокровищ. Думаю, наша поддельная чаша — последняя в своем роде и совершенно не такая, какой была первая. Настоящая чаша осталась в памяти и хранится, возможно, где-то далеко от глаз, тогда как ее великолепная подмена заняла ее место, чтобы привлекать любопытных и, конечно же, воров.

Валь тяжело вздохнул.

— Понятно. Вы хотите сказать, что первая чаша слишком ценная вещь, чтобы выставлять ее напоказ?

— Вы правы… Помните мародеров типа вашего великого патриота Кромвеля? Подобных примеров мне известно не так уж мало. Я специально интересовался. Собственно говоря, о вашей чаше тоже можно кое-что поведать. Например, во времена Ричарда II ее как будто украли, а потом украли сразу после Реставрации. Однако Гирты не понесли наказания, как непременно случилось бы, будь чаша в самом деле украдена. В указе королевы Анны ваша семья еще раз объявляется хранительницей уникальной реликвии.

Он помедлил, давая Валю время осознать услышанное.

— Профессор — истинный сын своей страны. Он знает о нас больше, чем мы знаем о себе, — усмехнулся Кемпион.

Валь откинулся на спинку кресла.

— Но если эта чаша поддельная, как вы говорите, то почему не дать ворам, кто бы они там ни были, украсть ее?

Мистер Кемпион покачал головой.

— Нет. Они сразу же определят время ее изготовления. А потом, поняв, что получили подделку, продолжат поиски. Они не остановятся. Нет. Будем следовать первоначальному плану. Надо приманить щуку и поймать ее на крючок.

— Понимаете, мистер Гирт, — поддержал Кемпиона профессор, — любой квалифицированный вор быстро во всем разберется. А насколько я понимаю, мы имеем дело со знающими людьми. Едва чаша окажется у них в руках, они сделают выводы, к которым пришел я. К несчастью, некоторые средневековые авторы описывали чашу, так что современным исследователям докопаться до истины гораздо проще, чем их средневековым предшественникам.

— Старина, не будьте таким мрачным, — вмешался Кемпион. — Имейте в виду, мы опережаем наших противников. Не больше пяти человек на всем свете знают о существовании второй чаши, и чтобы сохранить тайну, придется сражаться за поддельную как за настоящую.

— Понятно, — вздохнул Валь. — Ну, а где же настоящая чаша? Вы не знаете?

— Я не англичанин, — кашлянул профессор, — поэтому, наверное, не имею права высказывать предположения, но мне кажется очевидным… если учесть средневековое мышление… что вы обо всем узнаете, когда вам исполнится двадцать пять лет.

— Комната! — встрепенулся Валь. — Ну, конечно.

Он глубоко задумался, а когда поднял голову, то со страхом посмотрел на профессора и Кемпиона.

— Это еще не все! — хрипло произнес он, почти радуясь, что может наконец нарушить долгое табу и откровенно сознаться в своих подозрениях. — Комната в восточном крыле. Там хранится что-то кошмарное. Может быть, я сошел с ума, Кемпион, но у меня такое чувство, что это не просто музейная экспозиция. Всю жизнь, сколько я себя помню, мой отец чем-то удручен. Что-то такое у него на уме, отчего он не может спокойно спать. И мой дед был таким же. Об этом никто никогда не говорил. И я тоже не говорил. Но там что-то страшное.

Первым опомнился профессор:

— Не сомневаюсь, что там настоящая чаша из красного английского золота, и у нее могущественный и грозный хранитель.

— Нет ничего, что не было бы предопределено, как сказала старая дама на Вселенском Соборе, — заметил мистер Кемпион. — Всему когда-то наступает конец, и мы тоже понемножку двигаемся вперед. Сейчас послушаем еще одного эксперта. Мой друг, инспектор Станислаус Оутс, на редкость приятный человек. Надеюсь услышать от него много полезного.

Он сел в кресло напротив Валя и закурил сигарету.

— У нас сегодня экспертный день? — недовольно спросил Валь. — Мне нравится профессор. Почему вы так долго скрывали его?

— Из хитрости. Люблю производить впечатление. К тому же, вы не забыли, что я плохо вас знал? Возможно, что вы были бы достойны его поддержки. А еще есть миссис Кэйри, кстати, удивительно очаровательная старая дама, которая не очень-то ладила с вашей тетей. Уж ее-то в дружелюбии не обвинишь. Валь помрачнел.

— Адольф, брат дяди Лайонелла, называл тетю Ди ошибкой природы. Помню, он мне говорил: «Валь, мальчик мой, ты не представляешь, как трудно найти среди женщин настоящую дуру. Среди мужчин дураков хватает, но среди женщин таких нет. И исключение, которое подтверждает правило, твоя тетя Диана». Он не любил ее. Интересно, что она сказала миссис Кэйри. Держу пари, что-то очень обидное.