Джек Хиггинс - Исповедальня (Час охотника)

- У него все в порядке?

- Левин все-таки мертв, - выдавил из себя Девлин. - Убит Майклом Келли, или Качулейном, или Черным героем, или как там его еще. В общем, тем самым человеком, который двадцать три года назад на Украине застрелил вашего отца.

Татьяна Воронина вдруг обомлела и начала падать Девлину на руки. Он успел подхватить ее.

- Держитесь за меня. Я выведу вас на свежий воздух.

Они сели на лавочку в саду Тюильри. Девлин вынул свой серебряный портсигар и протянул Татьяне.

- Курить, конечно, плохо, но...

- Нет, спасибо.

- Да, не стоит вредить организму. Ваши лучшие годы еще впереди.

Когда-то он уже произносил эти слова, обращаясь к девушке, очень похожей на ту, что сидела с ним рядом. Она тоже не считалась красавицей в общепринятом смысле, но по-своему была притягательна. И хотя было это давным-давно, он почувствовал боль, которую даже время не в силах было стереть из памяти, и поднял на Татьяну глаза.

- Для тайного агента вы производите довольно странное впечатление, произнесла наконец она. - Ведь вы же шпион, я права?

Он рассмеялся так громко, что Тони Хантер, на другой стороне выставки Генри Мура читавший на лавочке газету, вздрогнул и обернулся.

- Боже упаси! - Девлин вытащил бумажник и подал визитную карточку. Вот, пожалуйста, мое удостоверение личности. Ношу с собой исключительно из соображений формального характера, смею вас уверить.

Таня вслух прочла:

- Профессор Лайам Девлин, Тринити-колледж, Дублин. - Она подняла глаза. - Профессор чего?

- Английской литературы. Как и большинство гуманитариев, занимаюсь довольно обширной тематикой: Оскар Уайльд, Бернард Шоу, Брендан Биен, Джеймс Джойс, Вильям Батлер Йетс. В общем, довольно пестрая компания. Католики и протестанты. Но все - ирландцы. Собственно, мы немного отвлеклись от дела.

Он засунул визитку обратно в бумажник. Татьяна спросила:

- Скажите, а каким образом профессор старинного и известного университета попадает в такие переделки?

- Вы когда-нибудь слыхали об Ирландской Республиканской Армии?

- Об ИРА? Само собой разумеется.

- Я состоял в этой организации с шестнадцати лет, но теперь отошел от активной работы из-за несогласия с методами, которыми пользуется Временная ИРА в своей нынешней кампании.

- Подождите, помолчите, дайте я сама угадаю. - Таня улыбнулась. - Вы ведь в душе романтик, не правда ли, профессор Девлин?

- Неужели?

- Да. Потому что только романтику может прийти в голову носить такую оригинальную шляпу. Но за этим, конечно, скрывается и многое другое. Подкладывать бомбы в ресторанах, чтобы убивать детей и женщин, вы не сможете. Но мужчину застрелили бы не раздумывая, особенно если это профессиональный преступник.

Девлин начал ощущать себя не в своей тарелке.

- Что за фантазия пришла вам в голову высказать мне все это?

- А почему бы и нет, профессор Девлин? Я вас поняла. Вы - настоящий революционер, безнадежный романтик, который больше всего боится, что все это закончится.

- Это? Что "это"?

- Игра, профессор. Безумная, опасная и прекрасная игра, которая только и делает жизнь настоящей для такого человека, как вы. Хорошо, хорошо, может быть, вам и нравится замкнутый мир университетской аудитории, или, может быть, вы только пытаетесь убедить себя в этом. Но при первой же возможности вдохнуть запах пороховой гари...

- Позвольте мне просто передохнуть, - прервал ее Девлин.

- А самое худшее, - продолжала она, не обращая внимания на только что прозвучавшую просьбу, - это то, что вы хотите иметь и то и другое одновременно. С одной стороны - славно побабахать из пистолета, а с другой устроить миленькую и чистенькую революцию, в которой не убивают невинных.

Она сидела, как-то совершенно по-особому скрестив руки, будто ухватившись за саму себя.

- Ну что, ничего не забыли? - спросил Девлин.

Она криво усмехнулась.

- Иногда я сама себя так завожу, пока пружина не лопнет.

- И тогда на слушателей обрушиваются все эти фрейдистские штучки, добавил он. - За водкой и клубникой на даче Масловского это производит неизгладимое впечатление.

Лицо ее приняло строгое выражение.

- Я не позволю вам насмехаться над ним. Он всегда был очень добр ко мне и, в конце концов, он - единственный мой отец.

- Может быть, - согласился Девлин. - Но Масловский не всегда был им.

Татьяна гневно взглянула на него.

- Хорошо, профессор Девлин, может быть, пора рассказать, что же все-таки вы от меня хотите?

Он не упустил ничего, начав с йеменской истории Виктора Левина и Тони Виллерса и закончив убийством Левина и Билли Уайта в Килри. Потом довольно долго сидел молча.

- Левин говорил, что вы часто вспоминаете о Друморе и обстоятельствах смерти отца, - мягко вернулся к беседе Девлин.

- Да, время от времени тот кошмар вырывается вдруг из подсознания, но так, как будто это случилось не со мной. Я словно сверху вниз смотрю на маленькую девочку, склонившуюся под дождем над телом своего отца.

- А Майкл Келли, или Качулейн? О нем вы вспоминаете?

- Его я никогда не забуду, - произнесла она глухо. - У него было странное лицо, будто у юного великомученика. Но самой странной была его мягкость, его нежность ко мне.

Девлин взял ее за руку.

- Давайте немного пройдемся.

Когда они шли по парку, Девлин спросил:

- А Масловский когда-нибудь заговаривал с вами о тех событиях?

- Нет.

Девлин почувствовал, как ее рука напряглась.

- Спокойно, - произнес он тихо. - А теперь самый важный вопрос: вы никогда не пытались сами заговорить с ним?

- Нет, черт побери!

- Вам, конечно, этого тоже не особенно хотелось, - настаивал он. - Ведь это все равно что ткнуть палкой в осиное гнездо.

Татьяна остановилась, посмотрела на Девлина и снова скрестила руки своим особым жестом.

- Что вам от меня нужно, профессор Девлин? Мне что, перебежать, как Левину? Зачем? Чтобы рассматривать тысячи фотографий в надежде узнать Келли?

Они сели на ближайшую лавочку, и Таня наклонилась к Девлину.

- Хочу открыть вам одну тайну, профессор, вы здесь, на Западе, глубоко ошибаетесь, думая, что все мы только спим и видим, как бы сбежать из своей страны. Мне там нравится. - Я - известная пианистка. Я обладаю свободой передвижения везде, в том числе и в Париже. И никакого КГБ - за мной по пятам не ходят люди в черных плащах. Я иду куда хочу.

- Потому что ваш приемный отец - генерал-лейтенант КГБ, начальник пятого отдела, который раньше был тринадцатым. Так что меня очень бы удивило, если бы ваша жизнь была иной. А что касается отдела, которым руководит ваш отец, то его номер для очень многих действительно оказался несчастливым. Правда, когда Масловский реорганизовал свою службу в 1968 году, он поменял номер. Но суть осталась прежней - это контора по организации покушений. Ведь нечто подобное есть в любой системе, основанной на беспрекословной дисциплине.