Игорь Христофоров - Страх

- А у этой... ну, где "Дэ", сколько на борту початков?

- Тринадцать... Две пусковые установки на ремонте, а в одну шахту загрузили так называемую практическую ракету.

- Без ядерной боеголовки? - наконец-то понял Межинский.

- Здесь называют "без боевых блоков". Именно ею и будет вестись стрельба по квадрату на Камчатском полигоне. Оповещение мореплавателям уже дано.

- Значит, во время пуска на борту будут и ядерные ракеты?

- Боевые, - поправил Тулаев. - Тринадцать штук.

- Веселенькое число!.. А что этот "Дэ"? Прощупал его?

- Серый малый. Но отрицательно никем не характеризуется.

Даже наоборот. Говорят, умело развивает контрактную службу.

- А "Ка"?.. Ты что-то мне тогда не договорил о "Ка"...

- Я прочел в его училищной аттестации фразу о том, что он задерживался воинским патрулем ночью на территории города.

Там не написано число, но у меня ощущение, что его задержали той же ночью, что и Миуса. Знаете, Виктор Иванович, самоволка на первом курсе это чрезвычайно редкая штука. А тут такое совпадение...

- Да, это уже серьезно, - ответил Межинский и вспомнил,

что из базы на двадцать километров западнее Тюленьей губы тоже пришел доклад от оперативника отдела "Т", что у его подозреваемого, тоже бывшего однокашника Миуса а теперь - замначальника штаба бригады многоцелевых атомоходов - в аттестации за первый курс написано о самоволке.

Круг сужался, но никак не мог захлестнуть петлю на нужной глотке. А может, ее и не было в тех краях?

- Виктор Иванович, вы телефоны, по которым звонил в Москву "Ка", проверили?

- Да. Один - ерунда. Это знакомая его жены. Второй - на подозрении. Квартиру кто-то снимает, но его уже дней пять на ней не видели. А что с его поездками?

- В Мурманск?

- Да.

- Выясняем. Сегодня мне должны сообщить кое-что.

- А лодка этого... "Ка" в море не выходит?

- В ближайшие три дня - нет.

- Я сейчас доложу президенту, - решился наконец-то Межинский. Никакого выхода в море не будет.

Распахнувшаяся дверь кабинета оборвала его. На пороге стоял высокий парень с испуганно-красным лицом. Люди такого роста редко так пугаются.

- Вы ко мне? - прикрыв трубку ладонью, нервно спросил Межинский.

- Так точно, товарищ генерал! - как-то яростно, раздраженно бросил от двери здоровяк.

- А вы кто?

- Я - помощник дежурного по управлению. Только что прошел сигнал о попытке захвата атомной электростанции в Полярных Зорях. Там идет бой между охраной и нападавшими.

- Наверх уже доложили?

- Так точно.

- Внутрь станции они не проникли?

- Никак нет!

- Спасибо. Идите. Я сейчас зайду к начальнику управления, - пообещал Межинский, хотя сейчас скорее нужно было бежать к президенту.

- Алло, Виктор Иванович, - глухим, закрытым ладонью ртом Тулаева напомнила трубка.

Повлажневшие пальцы Межинского скользнули с сот микрофона.

- Значит, так, - посмотрел на квадратный циферблат на

стене Межинский. От трех часов сорока семи минут стрелки

съели уже тринадцать минут. Опять тринадцать. Хреновое

число. - Значит, так... Выйдешь на лодке в море...

- Вы же сами сказали, что будет запрет на выход.

- Уже запрет не нужен, - недовольно ответил Межинский.

Говорить о нападении на АЭС даже по спутниковой связи не хотелось. Но что-то нужно же было говорить. И больше всего сейчас

Межинскому захотелось избавиться от назойливого собеседника. Избавиться дня на три.

- В общем, так. Выйдешь все-таки в море. Команду по инстанции мы дадим. Выйдешь как... как... в общем, по тому же профилю - выйдешь политработником, якобы проверяющим работу заместителя командира по воспитательной работе. Ты с ним знаком?

- Не-ет, - потрясенно ответил Тулаев.

Он докладывал лишь с одной целью: чтобы выход на стрельбу под каким-нибудь благовидным предлогом отменили. Меньше всего в жизни он хотел идти в море на черной, похожей на сгоревшую на противне сосиску, огромной подлодке. Под сердцем что-то больно заныло и медленно стало опускаться ниже, к животу. Таким маршрутом обычно разгуливал по телу Тулаева страх.

- Все. Конец связи, - начальственным тоном произнес Межинский и с облегчением положил трубку.

Хотелось опустить на ее холодный пластик лоб и уснуть. Так крепко уснуть, чтоб перестал существовать мир.

О том же самом подумал и Тулаев.

9

Черное китовье тело подлодки выталкивали из бухты два буксира. Правый оказался резвее, и командир - высокий, по-борцовски скроенный капитан первого ранга с морской фамилией Балыкин - беспрестанно одергивал его.

Тулаев, переодетый в РБ - костюм подводника-атомщика, скорее похожий на синюю больничную пижаму, чем на костюм - стоял на рубке за спиной командира и очень хотел, чтобы сюда же поднялся Дрожжин, но он почему-то упрямо не поднимался.

Истертый кожаный реглан на спине Балыкина сложился в складку-кишку. Обернувшись, он посмотрел сухими серьезными глазами на бирку "Офицер-психолог" на груди Тулаева, потом на его красные уши и посоветовал:

- Оденьте что-нибудь потеплее. Простудитесь же.

Тулаев не знал, что на самом деле Балыкин хотел сказать: "Посторонним при проходе узкости нельзя находиться на мостике", и ответил с героической интонацией:

- Ничего. Я потерплю.

- Старпом! - наклонившись над рубочным люком, прокричал вниз Балыкин.

- Я-а, та-ащ к-дир!

- Кувалду взял?

- Взял.

Из-за плеча Балыкина Тулаев посмотрел в теплое нутро лодки. Внизу, на зеленом линолеуме центрального поста стоял мужчина в пестром - желтое вперемешку с синим и красным - свитере. Его стриженая голова была сплющена у затылка, а когда он вскидывал ее, то показывались узенькие черные усики и усталые, непонятно какого цвета глаза. Казалось, что если бы глаз вообще не было бы, то Тулаев этого бы и не заметил. Лучше всего он помнил усы, а остальное вроде бы и не существовало.

На рубке стояли еще какие-то подводники. Кто в кожаном реглане, а кто и в меховом полушубке. Для семнадцати градусов тепла и яркого, по-южному яростного солнца полушубки, на взгляд Тулаева, смотрелись глупо. Но моряки их упорно не снимали.

С монотонностью рэповского речитатива Балыкин спрашивал: "На румбе?", а офицер с микрофоном, висящим у губ, как у эстрадной звезды Мадонны, с той же монотонностью называл цифры: "Сто сорок два ровно... Сто шесть ровно... Полста три ровно..." Когда будет неровно, Тулаев так и не дождался.

Буксиры, похожие на галоши, медленно стали отходить от лодки. Они явно сделали свою работу, потому что Балыкин смотрел на них примерно так же, как на чаек, упрямо пытающихся сесть на нос лодки.

Теперь уже на рубке звучали не только цифры, но и названия сторон.

- Левая назад малый!

- Стоп правая!

- Стоп левая!

- Обе вперед самый малый!

- Нравится у нас? - вынырнул из люка старичок-боровичок из сказки: окладистая бородка, озорные глазенки, плотно сбитая мужицкая фигурка на коротких ножках.