Эмиль Габорио - Рабы Парижа

В глубине комнаты отворилась дверь и оттуда прозвучал спокойный, уверенный голос:

— Впустите.

Андре вошел в кабинет комиссара полиции.

Его бывший противник закрыл за ним дверь и остался ждать в приемной.

Художник огляделся.

Справа от него за массивным столом сидел человек в золотых очках. Его вполне можно было бы принять за важного чиновника из министерства.

— Прошу вас, господин Андре, — с утонченной вежливостью произнес он. указывая на стул.

Художник сел.

Он уже перестал понимать, где он и что с ним происходит.

Сержант подает руку оборванцу…

Начальник наглого бродяги — полицейский чиновник в золотых очках…

Андре впервые видит этого начальника, однако тот знает его имя и узнает его с первого взгляда, несмотря на переодевание и грим…

Все это походило на сон.

— Прежде всего. — сказал господин в золотых очках, — я должен попросить у вас прощения за слишком уж бесцеремонный способ знакомства. К сожалению, выбора у меня не было. Для нас обоих очень важно, чтобы никто не знал о нашей встрече, а за вами следят зорко.

— Сегодня за мной следили? — удивился Андре.

— Да.

— Кто?

— Некий Кондель, один из самых ловких шпионов в Париже. А вы думали, что вам удалось замести свои следы?

Андре кивнул.

Незнакомец приветливо улыбнулся.

— Вы напрасно потратили время на переодевание, — сказал он. — Вашим противникам известно, что у вас есть причины следить за господином де Круазеноа?

— Да.

— Значит, они должны были узнать вас, как только вы появитесь поблизости от дома маркиза.

— Вы правы. Как же я сам до этого не додумался?

Смущение художника, похоже, доставляло его собеседнику большое удовлетворение.

— И загримировались вы неудачно, — продолжал он. — Не обижайтесь. Если бы вы собирались играть роль в домашнем спектакле, то все было бы превосходно. Но Конделя так просто не проведешь.

Человек в золотых очках встал, обошел вокруг стола и остановился перед художником.

— Зачем вы покрыли лицо красками, словно индеец? Чтобы вас не узнали, достаточно нанести по два-три штриха мягким грифелем около губ, ноздрей и бровей. Вы позволите?

Он вынул из кармана карандаш и несколько раз прикоснулся им к лицу Андре.

— Теперь взгляните в это зеркало.

Художник посмотрел — и не узнал самого себя. Брови его, казалось, срослись, рот увеличился, нос изменил форму. Злобная, наглая рожа внушала отвращение.

— Вы понимаете, что ваш грим никуда не годился? Кондель вас узнал.

— Откуда вам это известно?

— Он следил за вами, — ответил чиновник, возвращаясь в свое кресло. — Но давайте перейдем к делу. Мне нужна ваша помощь. Потому я и послал своего агента Пало в кабачок, чтобы он затеял с вами потасовку и тем самым дал полицейским возможность привести вас сюда, не вызывая подозрений у Конделя. Кстати, сотрите следы моего карандаша, иначе Кондель обязательно их заметит.

Андре повиновался.

— Кое-что мне уже известно, — сказал господин в золотых очках, вертя в руках табакерку с такой ловкостью, что ему позавидовал бы любой актер, играющий роли капиталистов в Комеди Франсэз. — Жан Лантье, у которого вы поселились, придя в Париж после побега из Вандомского приюта, ручается за вас, как за самого себя. Его зять, доктор Лорилье, клянется, что никогда не встречал более возвышенной души, более твердого характера и более безукоризненной честности, чем у вас.

Художник стал красным, как девушка, которая впервые услышала признание в любви.

— Месье! Откуда вы все это знаете?

— Дайте мне закончить. Господин Ганделю заявляет, что готов доверить вам все свое состояние даже без расписки. Все, кто работает на строительстве его нового дома, отзываются о вас с глубоким уважением, начиная с вашего друга Виньоля. Лучшие художники Франции утверждают, что вы станете знаменитым живописцем. Правда, пока вам приходится зарабатывать себе на хлеб в качестве скульптора-орнаментщика. Точные ли я имею о вас сведения?

— Да, — прошептал ошеломленный Андре.

Его собеседник улыбнулся.

— К несчастью, они этим и исчерпываются. Возможности полиции, увы, весьма ограничены. Она имеет дело только с действиями. Намерения от нее ускользают. Пока воля не превратилась в поступок, полиция бессильна. И так будет до тех пор, пока ученые не откроют способ чтения мыслей. Мне известна ваша биография. Я знаю, где и когда вы были с сыном господина Ганделю. Мне сообщили о том, что вы ездили в карете с бароном де Брюле. Я вижу, что вокруг вас увивается Кондель. Это — факты.

Чиновник устремил на Андре такой пристальный взгляд, словно хотел его загипнотизировать, и медленно проговорил:

— Но мне не могли сказать, зачем вы следили за месье Вермине, почему ваше внимание привлек дом господина Маскаро, с какой целью вы пытаетесь проникнуть в тайны маркиза де Круазеноа, подслушивая разговоры его слуг…

Минуты две он помолчал, давая Андре возможность обдумать услышанное. Затем сказал:

— На эти вопросы я прошу ответить вас.

— Я не могу этого сделать, месье.

— Почему же?

— То, что вы хотите узнать — секрет…

— Несомненно.

— …И он не принадлежит мне.

— Вы не хотите ничего говорить? Хорошо. Рассказывать буду я.

Андре недоверчиво посмотрел на излишне самоуверенного господина.

Тот невозмутимо продолжал:

— Я уже сообщил вам некоторые факты. Теперь перейдем к моим предположениям. Думаю,что смогу поведать вам секрет, который вы пытаетесь утаить, и не стану скрывать тех рассуждений и промежуточных выводов, которые привели меня к истине. Начнем с маркиза. Вы его подстерегаете — значит, вы испытываете к нему сильную неприязнь. За что? В последнее время в жизни господина Генриха произошло всего два значительных события. Вам не нравится то, что он основал Акционерное общество Тифильских рудников? Нет? Значит, то, что он собирается жениться на мадемуазель де Мюсидан. Вы снова краснеете, следовательно я угадал. Но это еще далеко не все…

Теперь Андре смотрел на незнакомца с подозрением и опаской.

— Выходит, что ваша цель — предотвратить этот брак. Почему? Причина, по-видимому, в том, что вы влюблены в госпожу Сабину. Любит ли она вас? Похоже, что любит. Иначе она вряд ли отказала бы не так давно Брюле-Фаверлею, умному, знатному и богатому красавцу, одному из самых благородных людей в Париже. Идем дальше. Графы де Мюсиданы вдруг соглашаются выдать свою дочь за разорившегося в пух и прах маркиза с весьма сомнительной репутацией. Ясно, что согласие дано не по доброй воле и что в душе они презирают господина Генриха так, как он этого заслуживает в глазах света. Поэтому мы имеем право предполагать, что у де Мюсиданов есть какая-то страшная тайна и что маркиз их шантажирует.