Антон Леонтьев - Звездный час по тарифу

– На какую жизнь обрек нас Федор! Ах, папенька, и это вы его подбили на дурные мысли! Права я была тогда, что наслала на вас порчу!

Ксения не обращала внимания на бормочущую странные вещи maman. Под охраной Ивана Иваныча они продолжили путь, миновали квартал бедняков и оказались в центре Эльпараисо. По настоянию Елизаветы Порфирьевны они отправились в один из самых шикарных отелей столицы – гостиницу «Золотой принц».

Старинное здание, в котором ранее располагалась резиденция испанского вице-короля, сияло огнями, около него прогуливались элегантно одетые дамы и господа, то и дело останавливались экипажи, из которых выходили богатые гости. Облаченный в старинную ливрею швейцар, смерив долгим взглядом Ксению и ее матушку и в итоге решив, что они подходят на роль постояльцев, с поклоном распахнул двери. Они оказались в просторном холле, Елизавета Порфирьевна устремилась к стойке.

– Милейший, – процедила она по-французски, – мне и моей дочери требуется самая лучшая комната из тех, что у вас есть.

– Конечно, мадам, – расплылся тот в улыбке. – Мы рады приветствовать вас в отеле «Золотой принц». К вашим услугам «люксус»-апартаменты с двумя спальнями, личным лифтом, зимним садом и поваром.

– Нам подходит, – небрежно бросила Самдевятова. – И сколько это стоит?

– Триста реалов, – с поклоном ответил консьерж. Елизавета Порфирьевна закашлялась. Она раскрыла кошелек, в котором была медная мелочь.

– Отнесите наши вещи в номер! – провозгласила она. – Мой муж не смог сопровождать нас, у него неотложные дела... Я выпишу вам чек!

– Как вам будет угодно. – Консьерж был сама любезность. Недолго думая, Елизавета Порфирьевна вытащила из ридикюля чековую книжку.

Ксения шепнула матери:

– Maman, наши счета заморожены.

– Ничего страшного, – ответила Елизавета Порфирьевна, выводя подпись. – Не ночевать же нам в дешевой гостинице или под открытым небом. А пока они разберутся с чеком, пройдет немало времени...

Она швырнула на стойку светло-розовую бумажку:

– Вот, милейший, я и моя дочь остановимся у вас на неделю, а дальше, если нам понравится, мы продлим пребывание.

Консьерж схватил чек, пробежал глазами, его лошадиное лицо вытянулось. Елейным тоном он произнес:

– Мадам Самдевятофф – это вы?

– Да, это я! – высокомерно заявила Елизавета Порфирьевна и хлопнула в ладоши.

Около нее возник бой, которому она велела забрать чемоданы у смущенного Ивана Иваныча. Проворный молодой человек в некотором изумлении уставился на два чемодана – он привык к тому, что состоятельные и именитые гости приезжают как минимум с дюжиной.

– Ну так что, кто проводит нас в апартаменты? – провозгласила maman. – Я устала от сегодняшнего путешествия и хочу принять ванну! И не забывайте, с кем вы имеете дело: мой отец был сиятельным графом!

Консьерж подал бою знак, чтобы тот не торопился, чемоданы очутились на узорчатом ковре, который устилал мраморный пол в холле. Затем он скрылся в смежном помещении, откуда несколькими мгновениями спустя возник массивный лысый господин с кустистыми бровями в вечернем костюме с белой гвоздикой в петлице. Он взял чек, подошел к стойке, его свиные глазки пытливо изучили Елизавету Порфирьевну и Ксению.

– Значит, вы мадам Самдевятофф? – пренебрежительным тоном осведомился он и, не дожидаясь ответа, продолжил: – В нашем отеле нет для вас места, мадам. Чек, который вы пытались подсунуть нам, неликвидный. Ваш супруг, как всем хорошо известно, сидит в тюрьме. Вы не имеете права выписывать чек!

Он швырнул на стойку газету, первую страницу которой пересекал жирный заголовок: «Русский банкир арестован по обвинению в организации убийств, ограбления и растратах».

– Это неправда, – залепетала maman, – вы должны...

– Мы ничего вам не должны, – ответил господин, видимо управляющий, и, чуть поколебавшись, добавил с усмешкой: – Мадам...

Ксения взяла под руки пошатнувшуюся Елизавету Порфирьевну. Та стояла как громом пораженная. Иван Иваныч, подхватив чемоданы, сказал:

– Пошлите-ка, барыня, отседова.

– И учтите, – изрек управляющий, – подделка чека – это серьезное преступление, и вам повезло, что я не буду обращаться в полицию. Не советую вам поступать так снова! Всего наилучшего, мадам Самдевятофф!

Ксения, Елизавета Порфирьевна и Иван Иваныч покинули отель «Золотой принц». Оказавшись на улице, maman зарыдала:

– О, и что же нам делать? Где мы будем ночевать, в городском парке? На причале?

– Барыня, – произнес Иван Иваныч. – У меня есть деньги, я сниму для вас номер...

Елизавета Порфирьевна немедленно успокоилась, слезы, сверкавшие на ресницах, тотчас высохли, она деловито спросила:

– Иван, так что же ты стоял, как будто язык проглотил! Ах, быстрее вернемся в «Золотой принц»!

Шадрин, почесав затылок, добавил:

– Боюсь, у меня на такие шикарные хоромы денег не хватит, барыня.

К негодованию Елизаветы Порфирьевны, садовник снял им крошечный двухместный номер в дешевой гостинице недалеко от порта. Елизавета Порфирьевна, морщась и охая, осмотрела стены, покрытые выцветшими обоями, продавленную кровать, застеленную желтоватым бельем, и ржавый умывальник.

– Я не могу спать в этой ужасной комнате! – провозгласила она и, подумав, добавила: – Впрочем, так и быть, одну ночь я проведу здесь, но завтра и ноги моей здесь не будет!

Ксения поблагодарила Ивана Иваныча и перед расставанием обняла его. Великан погладил ее по голове и сказал:

– Вот увидишь, все образуется. Выпустят твоего папку...

Когда Ксения вернулась в номер, Елизавета Порфирьевна уже вовсю храпела на кровати. На следующий день им пришлось покинуть гостиницу.

Ксения настояла на том, чтобы они отправились в тюрьму навестить Федора Архиповича. Самдевятов произвел на дочь гнетущее впечатление – он ссутулился, постарел, взгляд его потух. Он постоянно тряс головой и жаловался на боль в ухе. Ксении стало до боли жаль отца, а maman только и знала, что говорить о себе.

– Федор, какой же ты эгоист! У нас отобрали все те чудные вещицы, которые я покупала у антикваров и на аукционах! Добейся, чтобы мне их вернули! И куда мы пойдем ночевать? Тебе это безразлично, ты черствый и бездушный человек!

Ночь Елизавета Порфирьевна и Ксения провели под открытым небом в городском парке. Погода стояла теплая, и они расположились на скамейках, где их с утра и обнаружил полицейский.

Страж порядка заявил:

– За бродяжничество имеется статья в Уголовном кодексе, но я, так и быть, прощу вас, дамы. В следующий раз отправитесь в каталажку, а сейчас – брысь из парка!

Maman, закрыв глаза на собственные принципы и фамильную гордость, решила обратиться к знакомым и друзьям мужа. В течение всего дня они ходили от особняка к особняку, и каждый раз повторялась примерно следующая сцена: Елизавета Порфирьевна требовала от прислуги, открывшей им дверь, немедленно провести себя к хозяевам. Та любезно спрашивала имя. Узнав, что это – «сеньора Самдевятова с дочерью», прислуга (в большинстве своем столь презираемые maman негритянки или мулатки) отвечала: «Вас принимать не велено», – и захлопывала дверь. Так повторилось семнадцать раз.