Антон Леонтьев - Звездный час по тарифу

Нежданный визитер побывал и в полиции, а затем объявил, что напал на след бандитов. Эта новость возымела странный эффект – Федор Архипович, когда господин Геклер лично сообщил ему об этом, пошатнулся, а затем дрожащим голосом поинтересовался, точны ли эти сведения.

– Могу вас заверить, милостивый государь, что точнее не бывает, – отрезал Христофор Христофорович. – Головорезы обычно думают, что они – самые умные на всем белом свете и никто и никогда не нападет на их след. Эти типчики известны местной полиции, и она их скоро схватит. Но меня интересует другое...

– Что именно? – в большом волнении спросил Федор Архипович. В присутствии господина Геклера он испытывал чувство дискомфорта и страха.

Петербуржец сверкнул страшным перстнем и ответил:

– Все эти бандиты, которые лишили жизни двух человек, достойны виселицы. И уверен, что они свое получат. Но я убежден – они никогда бы не смогли решиться на столь наглое преступление, не будь у них шпиона и информатора среди работников банка!

– Я доверяю всем своим служащим! – вспылил Самдевятов. – И вообще, господин Геклер, я немедленно телеграфирую его сиятельству в Петербург и попрошу князя избавить нас от вашего присутствия. Разве вы добились чего-то, кроме насаждения паники, подозрений и возбуждения ненужных страхов?

Христофор Христофорович ответил:

– Как вам будет угодно, господин Самдевятов. Но не думаю, что ваше красноречие сможет убедить его сиятельство отозвать меня из Эльпараисо. Значит, вы не знаете, кто из работников банка может состоять в тайном сговоре с бандитами?

– Разумеется, нет! – с вызовом воскликнул Федор Архипович. – Будь мне это известно, я бы немедленно отправился бы в полицию, милостивый государь!

Господин Геклер тонко усмехнулся и заметил:

– А вот я знаю, кто стоит за всем этим.

Вечером 22 сентября 1889 года, когда Самдевятовы готовились отойти ко сну, в двери особняка забарабанили. Когда Иван Иваныч раскрыл дверь, то увидел перед собой улыбающегося господина Геклера, как обычно, в черном костюме гробовщика, в сопровождении нескольких дюжих жандармов.

– Милейший, нам надобно как можно быстрее переговорить с господином Самдевятовым, – отодвигая в сторону Ивана Иваныча, заявил господин Геклер.

Ксения, привлеченная шумом в холле, затаилась на лестнице и прислушалась. До нее донеслись резкие удары в дверь отцовского кабинета.

– Ах, господин Геклер? Чем обязан неожиданному визиту в столь поздний час? – услышала Ксения голос отца.

– Неожиданный визит, господин Самдевятов? – прокаркал Геклер. – Разрешите вам не поверить! Если это так, то отчего, позвольте вас спросить, вы уничтожаете бумаги в своем кабинете? Бумаги, которые являются финансовой отчетностью банка его сиятельства князя Евгения Ипполитовича Сухоцкого!

– Куда вы лезете, Геклер! – Тон отца изменился и стал угрожающим. – Это не ваше дело, чертова петербургская ищейка! Как будто я не понял, что князь заслал вас с единственной целью – устроить ревизию! Никакой вы не страховой агент! Прочь из моего дома!

– Вынужден вас разочаровать. – Ксения, от которой было скрыто лицо Христофора Христофоровича, не сомневалась, что он сладчайше улыбается. – Этот дом – не ваш, он – собственность его сиятельства и был предоставлен князем в распоряжение вашего семейства на тот срок, который вы являетесь директором здешнего филиала!

Федор Архипович со злорадным смешком воскликнул:

– Вот именно, его светлость Евгений Ипполитович предоставил этот особняк мне и моей семье! А вы, полицейский шпик, копошитесь в моих делах и мешаете мне работать! Убирайтесь прочь! Иван, проводи незваных гостей до двери и проследи, чтобы они больше не переступали порог моего дома. Всего хорошего, господа!

Ксения гордилась отцом, который так смело разделался с пугающим ее господином Геклером. Тот ретируется, и возобновится их прежняя жизнь, безмятежная и спокойная. Однако вместо того, чтобы последовать приказанию Самдевятова и убраться восвояси, Христофор Христофорович заявил:

– Милостивый государь, его светлость сообщили мне телеграммой, что вы смещены с поста директора филиала и на это место назначен я! Если вы мне не верите, то можете самолично удостовериться в правдивости моих слов. Князь уволил вас!

Последовала долгая пауза. Ксения тихо спустилась по лестнице и увидела озадаченного Ивана Иваныча, который чесал затылок, торжествующего господина Геклера, как всегда, тонко ухмыляющегося, и смертельно бледного отца, который перечитывал телеграмму.

– Это подделка, – хриплым, срывающимся голосом выдавил он, – и вы поплатитесь за это, Геклер! Я сразу понял, что вы хотите очернить меня в глазах князя и целитесь на мое место! Пошел вон, шут гороховый!

Христофор Христофорович рассмеялся:

– Вам хорошо известно, что это никакая не подделка! Его светлость больше не желает иметь с вами ничего общего, Самдевятов. Я раскусил вас – подлого, лживого и алчного человечишку, который пренебрег доверием князя! И вам придется понести заслуженное наказание!

Елизавета Порфирьевна ахнула, Самдевятов с кулаками бросился на Геклера, но его схватили жандармы. Они скрутили Федору Архиповичу руки, Ксения увидела, как maman, облаченная в шелковый халат и чепец, ничего не понимая, обратилась к ревизору:

– Господин Геклер, что значит это дурное представление? Немедленно прикажите своим головорезам отпустить моего мужа! И что вы говорили о его увольнении – это же недоразумение, не так ли! Федор, ответь мне!

Она бросилась к мужу, который, понурив голову, уставился в пол. Федор Архипович ничего не ответил. Господин Геклер радостно потер руки и пояснил:

– Сударыня, ваш муж арестован. Он более не директор филиала и, слава господу, никогда больше не сможет занимать этот пост. Мне удалось выяснить, что ваш драгоценный супруг тратил деньги клиентов банка на собственные нужды – вся эта шикарная обстановка в особняке оплачена за счет банка! Ваш муж финансировал свои несбыточные проекты по поиску изумрудов, а когда понял, что его махинации неминуемо раскроют, то решил замести следы. Он завязал контакты с представителями преступного мира и инсценировал ограбление банка...

– Папочка! – Ксения метнулась к отцу.

Она не верила ни единому слову ненавистного господина Геклера. Он нагло врет, возводит на отца напраслину, сочиняет небылицы! Но почему же papa, обычно всегда уверенный в себе и гордый, позволяет так обращаться с собой?

Девочка прижалась к Федору Архиповичу и заплакала. Елизавета Порфирьевна, тоже пустив слезу, запричитала:

– Федор, Федор, как ты мог, что же ты наделал! Ты вверг в несчастье меня и Ксению! И все из-за твоих изумрудов!