Ксавье Монтепен - Сыщик-убийца

— В одно место, где мы можем поговорить по душам, к Биби. Биби — это я… Я пойду вперед, чтобы показать вам дорогу.

Вместо того чтобы войти в первую залу, Филь-ан-Катр направился к маленькой двери в глубине, выходившей в узкий коридор.

— Вы идете за мной? — спросил он, оборачиваясь.

— Конечно.

Действительно, бывший нотариус и Жан Жеди шли за ним по пятам.

— Стоп, — вдруг сказал Филь-ан-Катр. — Мы пришли, я здесь живу… временно…

Он открыл вторую дверь и зажег свечку, которая осветила узкую низкую комнату, куда воздух проникал через отверстие, выходившее на двор в два квадратных метра. Пол был земляной, стены выбелены известью, от сырости покрывшиеся плесенью.

Обстановка состояла из железной кровати, стола, комода и двух стульев. На столе стоял довольно большой чемодан, тщательно закрытый.

— Садитесь, — сказал Филь-ан-Катр, указывая своим гостям на постель, — поговорим…

— Нет ли чего-нибудь выпить? — скромно проговорил нотариус.

— Нет, мой милый, погоди немного, но вот табак: можешь курить.

Жан Жеди набил трубку, Филь-ан-Катр свернул папиросу, а Рауль Бриссон, верный своим старым привычкам, вынул табакерку и с шумом понюхал табаку.

— Итак, — начал Филь-ан-Катр, — дело серьезное, настолько серьезное, что должно принести нам не менее десяти тысяч на человека.

— Десяти тысяч франков? — повторил бывший нотариус, глаза которого засверкали.

— Да, старина! А может быть, и больше; и на эти деньги ты можешь приобрести контору. Это дело очень выгодное.

— Послушай, — перебил Жан Жеди, — об этом мы успеем поговорить, а теперь рассказывай дело.

— Сокровище спрятано на улице Берлин, — ответил Филь-ан-Катр.

— В доме, где несколько жильцов?

— Нет, в маленьком отдельном доме под номером 24.

— Как он расположен?

— Очень уединенно. Направо — строящийся дом, налево — сад, а сзади — пустырь; с этой стороны можно увидеть его через окна нижнего этажа.

— Отлично! — вскричал Жан Жеди. — При помощи алмаза стекольщика и куска воска очень легко сделать отверстие, просунуть в него руку и открыть окно. Я не без успеха применял такой способ и даже помню один день или ночь, когда это не удалось.

— Давно?… — спросил нотариус.

— Ровно двадцать лет назад. В 1837 году.

— О, это старая история.

— Совершенно верно, поэтому не будем говорить о ней и возвратимся к маленькому дому на улице Берлин. Убежден ли ты, что действительно сокровище существует?

— Сам видел…

— Интересно!… Расскажи, как.

— Три дня назад, вечером, я отправился на Северную железную дорогу, надеясь поживиться от какого-нибудь путешественника, но напрасно: кроме полиции в дверях, в зале было еще несколько переодетых сыщиков. Но тут стал подходить поезд из Кале, и я остался, сам не знаю, почему. Приехало очень немного, и все скоро вышли. Я уже хотел уйти, как вдруг увидел двух дам в дорожных костюмах. По всей вероятности, это мать и дочь, но мать была почти так же хороша, как и дочь… Самое большее сорок четыре — сорок пять лет и отлично сохранившаяся. Волосы черные, с синим отливом, а глаза такие, что могли бы зажечь угли.

Что касается молодой девушки, то ей, должно быть, лет семнадцать. Представьте себе маленькую блондинку, свежую, как роза.

У дамы с черными волосами был в руках маленький саквояж из красного сафьяна с серебряной застежкой, который привлек мое внимание. Я подошел к ним, сняв фуражку.

— Прикажете экипаж?

Дама оглядела меня с ног до головы.

— Вы комиссионер? — спросила она с легким английским акцентом.

— К вашим услугам, миледи!

— В таком случае, приведите два экипажа: для меня и для багажа.

— Бегу, миледи!

После таможенного осмотра дама сказала мне:

— Помогите перенести багаж и сядьте на козлы с кучером, чтобы помочь снять чемодан, когда мы приедем.

Я, конечно, исполнил ее приказание.

Саквояж из красного сафьяна продолжал интересовать меня, тем более что дама не выпускала его из рук: доказательство, что в нем — деньги. Прежде чем сесть на козлы, я подошел к дверцам кареты и спросил, точно лакей из богатого дома:

— Куда прикажете ехать, миледи?

— Улица Берлин, 24.

Фиакр покатился, и мы приехали к маленькому дому в три этажа, внутренние ставни которого были заперты.

Я соскочил с козел, чтобы помочь дамам выйти, но черноволосая вышла сама и, вынув ключ из кармана, открыла маленькую калитку. Случай мне показался благоприятным, и я решился сказать:

— Если позволите, миледи, я подержу саквояж: он вам мешает.

И стоило бы ей выпустить его на минуту, — я убежал бы, как заяц, но, к несчастью, она не согласилась.

— Не надо, — сухо ответила она. — Отворите эту дверь.

Я повиновался. Затем экипаж въехал во двор, где багаж был снят, тогда как дама открывала дверь дома.

— Значит, их никто не встречал? — вскричал бывший нотариус.

— Никто.

— Это очень странно.

— Тут ничего нет странного. Напротив, это совсем просто, — возразил Филь-ан-Катр.

Из разговора, который я подслушал между матерью и дочерью, я понял, что мать неделю назад приезжала в Париж, чтобы снять этот дом. Потом вернулась в Лондон за дочерью.

— Откуда ты знаешь, что она приехала из Англии? — спросил Жан Жеди.

— Знаю, так как на багаже было везде написано — «Лондон».

— Она англичанка?

— Должно быть. По надписям на чемодане я узнал, что ее зовут мистрисс Дик-Торн, но она говорит по-французски, как профессор, только с легким акцентом.

— Дик-Торн, — повторил бывший нотариус. — Это шотландская фамилия.

— Английская или шотландская, — все равно.

— Это правда, кончай.

— Конец так же прост, как и начало. Я помог кучеру внести чемоданы на второй этаж, где открыли ставни и я увидел, что обстановка отличная. Дама заплатила кучерам, которые ушли, совершенно довольные.

— А вы, друг мой, сколько я вам должна? — сказала она.

— Сто су, миледи!

— Сейчас. — Она открыла портмоне, но там ничего не осталось. — Не бойтесь, — сказала она, улыбаясь, — я вам сейчас заплачу.

Уверяю вас, что я был очень спокоен.

Тогда она открыла знаменитый саквояж.

— Что же там было? — поспешно спросил Жан Жеди.

— Ах! Дети мои, я чуть не упал в обморок и до сих пор не могу прийти в себя. Она вынула из саквояжа маленькую шкатулку, полную золотых монет различной величины. Там было на четыре или на пять тысяч франков.

— Черт возьми!

— Но это еще ничего!… В то время как она давала мне золотую монету в пять франков, я успел заглянуть в шкатулку и увидел четыре или пять толстых пачек банковских билетов.

— И ты не бросился на них? — вскричал Жан Жеди.

— А дамы-то, ты забыл про них?

— Их надо было оглушить.

— Я подумал об этом, но — нельзя!

— Почему?