Ксавье Монтепен - Сыщик-убийца

— Кучера были еще на дворе и при малейшем крике вернулись бы и скрутили бы меня в один миг.

— Ты прав! Но все равно, деньги будут наши. Ты говоришь, что у них нет прислуги?

— Да, в тот вечер не было, но сегодня уже есть.

— Мужчины?

— Нет, две женщины.

— Ты в этом уверен?

— Совершенно уверен. Я недаром брожу вокруг дома вот уже два дня и наблюдаю за всеми, кто туда входит и выходит. Мать и дочь помещаются на втором этаже; кухарка и горничная — в мансардах над третьим. С этой стороны бояться нечего, мы можем приняться за дело в будущую ночь. Мы встретим всего четырех женщин или, лучше сказать, двух — мать и дочь; нам троим легко справиться с ними, если они будут иметь глупость проснуться во время нашего ночного визита и иметь неделикатность позвать на помощь. Но что вы скажете про дело?

— Оно начинается отлично, — заметил бывший нотариус.

Жан Жеди ничего не ответил, но задумался и опустил голову.

— Что с тобой? — спросил Филь-ан-Катр. — Разве тебя что-нибудь беспокоит?

— Да.

— Что же?

— Я думаю о том, что ты нам рассказал. Надо побольше узнать о них.

— Я за это отвечаю, — сказал Филь-ан-Катр, — или ты не понял? Мы будем иметь дело с одними женщинами.

— Это-то меня и беспокоит! — вскричал Жан Жеди.

— Почему?

— Я никогда не боялся мужчин, но женщины — другое дело.

— Ты их боишься?

— Да, боюсь.

— Почему?

— Двадцать лет назад одна барыня в Нельи проучила меня.

— Дурак!

— Она обманула меня, заставила убить человека и в конце концов меня же отравила.

— Что ты такое рассказываешь? — с удивлением спросил Филь-ан-Катр.

— Чистейшую правду, — ответил Жан Жеди, вздохнув и побледнев от воспоминаний. — Да, одна женщина поймала меня в тот момент, когда я пробрался в разбитое окно. Она была вооружена револьвером, и я не мог защищаться. Вместо того чтобы выдать меня королевскому прокурору, она сделала меня своим сообщником, или, лучше сказать, орудием, и затем не нашла ничего лучшего, как отравить, по всей вероятности, из страха, что я когда-нибудь найду ее и заставлю дорого заплатить за все…

— Ну! Она плохо знала свое дело, — перебил нотариус с громким смехом.

— Как это?

— Конечно! Она отравила тебя двадцать лет назад, а ты до сих пор здоров, как бык.

— Я три месяца был между жизнью и смертью и прихожу в ярость при одной мысли о перенесенных страданиях. Вот почему я боюсь женщин. Я предпочел бы четырех мужчин вместо одной женщины.

Бывший нотариус задумался.

— Эту женщину, — спросил он вдруг, — видел ты ее когда-нибудь снова?

— Никогда, хотя я и искал ее точно так же, как и ее любовника.

— Ты не знал их имен?

Жан Жеди пожал плечами:

— Ты спрашиваешь у меня глупости, старина. Если бы я знал их имена, я был бы теперь богат.

— Однако она жила же где-нибудь?

— В Нельи, в доме, который они сняли на неделю под фантастическим именем. Когда я вышел из госпиталя, их там уже не было и никто в городе не знал, где они, и не мог сообщить о них ничего.

И тем не менее, хотя с тех пор прошло уже двадцать лет, я все еще надеюсь. Только гора с горой не сходится! Конечно, это маловероятно, но я суеверен и мне кажется, что час мщения должен наступить и что он близок… Я не только хочу получить плату за совершенное преступление, но, главное, хочу отомстить за все, что она заставила меня выстрадать. Потребовав от меня убийства старика и ребенка, она хотела убить и меня, чтобы зажать мне рот.

Бывший нотариус вздрогнул.

— Старика? Ребенка?!

— Да, — глухим голосом ответил Жан Жеди. — Ты, вероятно, слышал о так называемом деле на мосту Нельи? Так его называли в газетах того времени.

— Дело на мосту Нельи! — вскричал, вздрогнув, Рауль Бриссон.

— Да, то самое. Я помню его, помню так, как будто это было вчера. Я никогда его не забуду. Один человек был обвинен в том, что убил своего дядю-доктора в окрестностях Парижа.

— В Брюнуа?

— Да, именно в Брюнуа. Я прочитал подробности этого процесса, выйдя из госпиталя на другой день после того, как Поль Леруа, племянник старого доктора, заплатил головой за преступление другого, так как он был невиновен…

— Ты говоришь, что Поль Леруа был невиновен?! — воскликнул бывший нотариус.

— Невиновен, как новорожденный ребенок.

— Ты в этом уверен?

— Конечно, так как я сам принимал участие в деле, за которое его приговорили.

— Ты был с мужчиной и женщиной, не так ли?

— Да, с той самой женщиной, которая отравила меня, дав выпить вина как будто для того, чтобы придать мне мужества в минуту, когда она давала мне нож.

— Опиши мне ее наружность.

— Высокого роста, брюнетка, очень красивая, с роскошными волосами и черными глазами, но с необыкновенно злым выражением лица.

— Волосы черные, почти синие — не так ли?

— Да.

— И дело было двадцать лет назад, в 1837 году в сентябре?

— Да.

— Двадцать четвертого сентября?

— Да, в одиннадцать часов вечера. Я всегда буду это помнить! — прошептал Жан Жеди, становившийся все более и более мрачным.

— Вы взяли мужчину на площади Согласия?

Жан Жеди кивнул.

— Черт возьми! — воскликнул он. — Откуда ты все это знаешь?

— Знаю, потому что я писал письмо, в котором назначали свидание деревенскому доктору на площади Согласия.

— Но в таком случае, — вскричал Жан Жеди, — ты знаешь обоих, мужчину и женщину?!

— Я никогда не видел мужчину и только один раз видел женщину, когда она пришла заказать письмо, за которое заплатила десять луидоров. Если бы я мог угадать, что она хотела с ним сделать, я спросил бы двадцать.

— Тебе не пришло в голову следовать за нею?

Нотариус покачал головой.

— Во всяком случае, — продолжал Жан Жеди, — ты, по крайней мере, должен знать имя человека, чей почерк и подпись ты подделывал!

— Вместо подписи были только начальные буквы, — ответил нотариус.

— Но ты их не забыл?

— Нет, конечно.

— Говори же!

— Это было «герцог С. де Л. В.».

— Герцог! Черт возьми! Они хотели покончить с ребенком герцога, без сомнения, для того, чтобы получить его состояние.

— Конечно! И ты убил ребенка?

— Нет. Я убил мужчину и хотел утопить ребенка, но вдруг почувствовал сострадание. Что делать, человек не может быть совершенен. Но не в этом дело, вернемся к тому, что меня интересует. Ты знал начальные буквы и не старался угадать имя, которое под ними скрывалось?

— Нет, я искал.

— И что же, нашел что-нибудь?

— Да! При помощи геральдического альманаха я узнал, что эти буквы значили — герцог Сигизмунд де Латур-Водье, и на другой день узнал, что герцог умер…

— Убит?…

— Да, убит на дуэли.

— В таком случае, я ровно ничего не понимаю.

— Ну, а я, как бывший нотариус, все отлично понимаю. Ребенок — сын герцога, а у герцога был брат; ребенок мешал брату получить наследство. Но со смертью герцога и его сына последний из рода де Латур-Водье получил все состояние.