Антон Чиж - Смерть мужьям!

– Самоуверенность часто губит самых умных и осторожных преступников, Ипполит Сергеевич.

– Да как же...

– Очень просто. Грановский стал о чем-то догадываться, подозревать вас, а потому предложил встретиться в велосипедном клубе. Но там невозможно сохранить инкогнито. Вы настояли на «Дононе». До ресторана быстрым шагом – минут десять. Так, что успели раньше него. Заметили, в какой кабинет зашел, выждали удобный момент, вошли, без разговоров нанесли удар, ознакомились с посланием, что он не дописал, засунули в его пиджак, и вышли вон. Только не заметили, как из кармана выскользнула улика.

– Это невозможно, – без эмоций сказал Делье.

– Трудно поверить, что такой грандиозный план погубила маленькая визитница? Придется смириться.

– Но я не выходил из дома! И Грановский не присылал телеграммы и не телефонировал.

– Кто это может подтвердить?

– Даю вам свое честное и благородное слово.

Старший городовой недисциплинированно хмыкнул. Родион не осудил мелкий проступок. Более того: схожего мнения сам придерживался. Если бы «честное и благородное слово» способно было поражать молнией всякого лгуна, по улицам трудно было бы пройти от догорающих тел.

– Ипполит Сергеевич, есть единственный шанс вернуться в европейскую политику и этим избежать виселицы, – сказал Родион. – В противном случае, арестуем вас немедленно. Подумайте, что скажут об этом в министерстве.

Уверенный, лощеный, успешный во всех смыслах мужчина, поплыл, как варенье по банке. В опыте чиновника полиции еще не было такой стремительной капитуляции. Просто удача, что Делье пока еще не подпускают к переговорам. Но, что будет, когда этот герой дорвется до руля? Страшно подумать, судьба Европы – буквально на волоске.

– Что вы хотите? – чуть слышно спросил он.

– Правды и только правды, – заявил Родион, чем сорвал немые аплодисменты в глазах старшего городового. – С этой секунды вы отвечаете самую чистую, кристальную и непорочную правду. Иначе...

– Я согласен... – перебил Делье. Нет, все-таки слепотой руководства МИДа стоит восхищаться.

– Что вы делали позавчера утром?

– Где-то около половины десятого я привез букет Авроре, – заторопился Ипполит. – Вышел и стал ждать в коляске Анну, как договорились, на углу Большой Конюшенной. Она появилась чуть позже десяти. Мы поехали... Поехали... Там, где нам никто не мешал. На службе я сказал, что хочу поработать в библиотеке с документами по Балканскому вопросу... Мы расстались с Анечкой, кажется, после трех, и я поехал на Дворцовую. Вот и все...

– Госпожа Хомякова спрашивала о способах убийства?

– Не совсем... Анечка хотела узнать, какие яды хорошо держатся на иглах...

– И вас это не удивило?

– Немного... Однако мало ли что придет в голову женщине?

– А теперь... – Ванзаров сделал такую значительную паузу, чтоб до печенок пробрала. – Подумайте: кого собиралась убить Хомякова?

– Я понятия не имею! – в ужасе прошептал Делье, словно опасался немедленного возмездия.

– Может быть, Анна намекала, что Елена Павловна готовится ее убить?

– Простите, Родион Георгиевич, но это чистый абсурд.

– Вы так думаете? Боюсь разочаровать вас... – и Родион вкратце рассказал, какой подарок готовился в шляпной коробке.

Последний бастион пал без боя. Делье был настолько раздавлен открывшимися подробностями, что расстегнул сюртук и ослабил галстук. Это было выше его сил. Вся налаженная и настроенная жизнь, в которой каждый играл свою роль, не мешая другому, в один миг обернулась липким кошмаром. Такого страха Ипполит не испытывал даже на экзамене по греческому языку. А по латыни – и подавно. Но чиновник для особых поручений забыл, что такое жалость, а потому упрямо спросил:

– Телефонировал сегодня доктор Карсавин?

– Карсавин? Не слышал о таком...

– Так кто приходил в дом?

– Да, никто же... – чуть не в слезах ответил Делье.

– Совсем никто?

– Ну, прибегала какая-то посыльная с очередной Катиной шляпкой.

– Она оставалась в прихожей одна?

– Нет... Ну, то есть, у меня в кармане не нашлось мелочи, знаете, на чай дать, я и пошел в кабинет...

– Готовы отправиться в салон мадам Живанши и опознать работницу, что приходила к вам?

– Конечно-конечно...

– Где эта коробка?

Под надзором Семенова Делье приволок из прихожей цилиндр, сверкающий бело-голубыми полосками атласа. Для осторожности и рассудительности времени не осталось. Задержав дыхание, Родион рванул крышку. Она скрывала мирную соломенную шляпку в бантах и цветочках и счет на двадцать рублей за всю эту красоту. Динамита или выскакивающих ножей, к счастью, не оказалось.

От всех событий, нахлынувших разом, Делье погрузился в состояние легкой прострации. Чем не преминула воспользоваться сыскная полиция. Родион попросил разрешения осмотреть квартиру, туманно намекнув, что господин Делье может и не разрешить, если захочет. На юридические тонкости хозяин махнул и погрузился в горестное отупение. Что и было нужно.

Ванзаров занялся спальней Екатерины. Перерыл письменный столик, трюмо, бессовестно заглянул во все женские ящички, куда мужчине не позволительно приближаться, перерыл платяные и даже книжные шкафы, заглянул под ковры, проверил комод и посудный сервант. Все места, где барышня может соорудить свой маленький тайничок, были обшарены снизу доверху. Очень большой запас конвертов без марок и четвертушек писчей бумаги нашелся сразу. Но дневника, на который так рассчитывал Родион, не было. Зато в детской нашлось нечто любопытное. За пологом детской кроватки скрывался аквариум, превращенный в самый настоящий террариум – с песком, камнями и корягой, под которой уютно отдыхать гадюке. Все-таки очень умная и расчетливая женщина Екатерина Павловна: сын – на даче, а муж вряд ли помнит, где в доме находится детская. Никто не заметит, что в квартире поселился ядовитый гад.

Как и следовало ожидать, открытие террариума стало для Делье очередным последним чудовищным открытием. Нервы дипломата лопнули, он застонал и разрыдался, по-бабьи размазывая слезы. Пришлось Семенову бежать на кухню за водой. Нет уж, куда такому тюфяку шилом бить без промаха. А еще велосипедист, можно сказать – «спорт-мен».

Взяв с зареванного дипломата страшную клятву оставаться завтра под домашним арестом весь день и ждать его прихода, Ванзаров отправился в прихожую.

– Как увидите, непременно передайте от меня привет Борису Георгиевичу, – сквозь всхлипы попросил титулярный советник. Что тут сказать? Горе горем, а почтение к начальству забывать нельзя. Российского чиновника не переделать.

Выдержав рукопожатие старшего городового, Родион отправился домой. Было уже заполночь, когда он ступил на лестницу. Вежливый кашель заставил обернуться. Домовладелец нижайше поклонился, и стал молить о помощи.