Елена Яковлева - Блефовать, так с музыкой

"А что, - убеждала я себя дорогой, - скажу, что я его жена, и спрошу, задерживали они Парамонова или нет. Вежливо так спрошу, не повышая голоса. И посмотрю на их реакцию. А уже потом сориентируюсь, как действовать дальше. Ну да, да, я не стану утверждать, что Парамонов у них был, прикинусь дурочкой, скажу, что разыскиваю его везде..."

Можете не верить, но тогда мне казалось, что эта моя "легенда" не вызовет сомнений у "шакалов" с тридцать седьмого километра.

***

Через сорок минут, когда я выходила на платформу тридцать седьмого километра, уже начинало смеркаться, и приземистое здание станции и маленькая безлюдная в этот час площадь перед ней выглядели особенно бесприютно. Я подняла воротник пальто и ступила на мост, ведущий через железнодорожные пути, спустилась по обледеневшим ступенькам, остановилась, чтобы перевести дух, хватила морозного воздуха и закашлялась. В этот момент дверь станции распахнулась, и на площадь вышел человек в камуфляже. Я вздрогнула: возможно, это был один из тех, что приезжали на свалку отлавливать бомжей-мусорокопателей.

Омоновец шумно высморкался в снег, вытер руку о штанину и зашагал в сторону ларька, увешанного разноцветными фонариками, какими украшают новогодние елки, а я пересекла площадь и толкнула дверь неказистого здания станции, состоящего из двух небольших зальчиков. В первом были билетные кассы и скамьи, на которых сидели человек пять-шесть, обшарпанная дверь с табличкой "Дежурный по станции" и ничего похожего на "обезьянник", о котором мне так красочно рассказывал Чуня.

Я прошла в следующий зал, еще более грязный и заплеванный, где, собственно, и обнаружила искомое: замызганную дверь с надписью "Милиция", банально соседствующую со смердящим станционным туалетом, который за три версты найдешь по специфическому запаху.

- Неплохо устроились, - хмыкнула я и потянула на себя дверь знаменитого "обезьянника". За нею обнаружилось нечто похожее на конторку, за которой, подперев голову кулаком, восседал белобрысый жлоб в сером милицейском кителе. Он курил вонючую папиросу, стряхивая пепел прямо на затоптанный пол. Дверь я предусмотрительно оставила приоткрытой (надеюсь, после того, что я увидела и услышала на свалке, такая моя осторожность никому не кажется странной), а потому в комнату потянуло сквозняком и стойким амбре из сортира.

Милиционер поморщился и недовольно посмотрел на меня.

- Здрасьте, - пробормотала я, переминаясь с ноги на ногу.

- Здрасьте, - отозвался он без какого-либо намека на приветливость. Взгляд у него был тяжелый и пристальный. Ну просто рентген.

Я сделала пару шагов к конторке и только после этого заметила еще одну дверь, справа, а за нею - железную решетку. Как в тюрьме. Что за ней, можно только предполагать, но именно там, как я предполагала, держали Парамонова чуть больше недели назад. Бросили на нары, или как там у них называется... Бр-р, пожалуй, это слишком даже для него.

- Вы что хотели? - дежурный за конторкой поскреб за ухом желтым пальцем.

- Я... Тут у вас... В общем, я хотела узнать, не было ли у вас моего мужа.

- Когда? - коротко и деловито осведомился он и склонился над своей конторкой.

- Да я точно не знаю, девятого, десятого... - голос мой дрожал, мне и притворяться не надо было.

- Как фамилия?

Бац - на конторке возникла толстая бухгалтерская книга в сером переплете.

- Па... Парамонов. - В горле у меня пересохло от волнения.

- Парамонов, Парамонов... - Дежурный шумно перелистывал страницы своего гроссбуха, роняя на них пепел со своей цигарки. - Нет, не было такого, ни девятого, ни десятого, ни одиннадцатого, ни двенадцатого...

- Да вы получше посмотрите... - меня уже трясло. - О... Он непременно должен был... Ну проверьте, проверьте... Такой худой, высокий, нервный, он.., он совершенно неприспособленный... Вы посмотрите еще раз.

- Все у нас тут нервные и неприспособленные, - недовольно буркнул дежурный. - Ну не было, не было у нас никакого Парамонова, в журнале такой не значится.

- А.., может, его не записали в журнал?

- Вы хоть соображаете, что говорите? - дежурный повысил голос. - Мы всех записываем, по закону так положено, и протоколы составляем. - В слове протоколы он делал ударение на первом слоге.

- Но как же так... - У меня было ощущение, что земля уходит из-под моих ног. Я была уверена, что там, на свалке, был именно Парамонов, а этот милицейский дежурный не может найти его в своем поминальнике.

На конторке зазвонил телефон, милиционер рывком сорвал трубку и гаркнул браво:

- Дежурный Быков слушает. Судя по тому, сколько раз за время разговора дежурный Быков рапортовал "есть" и "так точно", его долго и нудно инструктировало вышестоящее начальство.

Все это время я подпирала стенку и ждала, когда у милицейского начальства кончатся инструкции, чтобы задать дежурному Быкову еще один вопрос, а заодно от нечего делать рассматривала все, что попадало в поле моего зрения. Когда комнатушка дежурного была изучена мною до распоследней трещинки на потолке, я переключилась на видный мне в приоткрытую дверь кусок станционного зальчика. Там тоже не происходило ничего особенного, только уборщица гремела ведрами в сортире. Я даже разглядела ее черный халат, швабру и унитаз - уборка была в самом разгаре.

Наконец дежурный положил трубку на место и уставился на меня с некоторым удивлением: мол, ты еще здесь?

Я набралась нахальства и спросила:

- А кто дежурил в те дни, девятого и десятого?

На ответ, если честно, я не очень-то рассчитывала. А что, он вполне мог сослаться на какую-нибудь служебную тайну.

Однако дежурный Быков продемонстрировал поразительную покладистость и вновь пододвинул к себе свой гроссбух:

- Девятого - Сафронов, десятого - Азраткин.

- А когда они будут дежурить в следующий раз?

- У нас дежурят по сменам, - он спрятал учетную книгу в стол, значит, Сафронов будет завтра, а Азраткин послезавтра.

- Спасибо, - прошептала я и вышла за дверь.

Остановилась у большого окна, выходящего на площадь, за которым было совсем темно. Только ларек, украшенный елочными гирляндами, подмигивал фонариками редким прохожим. Все, что мне оставалось, - вернуться в Москву, а я почему-то медлила, словно ждала чего-то.

- Иди на улицу, к ларькам, - приказал кто-то за моей спиной.

Я обернулась и увидела пожилую женщину в черном халате уборщицы. У женщины было простое широкое лицо.

- Иди на улицу и подожди меня там, - повторила она и заговорщицки добавила:

- Иди, иди, не оглядывайся.

Я втянула голову в плечи и послушно вышла на площадь, немного постояла у расписания электричек и побрела на призывное мерцание елочных фонариков, украшающих продуктовый ларек. Вспомнив, что ничего не ела с утра, я купила в нем пачку чипсов и стала их лихорадочно запихивать в себя. Меня бил озноб. Когда я наконец увидела уборщицу, которая торопливо шла через площадь, мои нервы гудели, как высоковольтные провода.