Мери Райнхарт - Дверь

Короче говоря, эта женщина, Кларисса, опознала Джима в зале и заявила, что в день убийства Сары он некоторое время провел в доме на Халкетт-стрит вместе с Флоренс Гюнтер. Они просидели в гостиной час или больше, и она запомнила, что у него была трость.

Это мы и сами знали. Но она сообщила также, что выйдя запереть переднюю дверь перед тем, как уйти домой, она услышала и запомнила, как Джим сказал: «Мне, пожалуй, пора. Может быть, встречу ее по дороге домой».

В тот день был, правда, один момент, когда нам показалось, что блеснул лучик надежды. По требованию членов жюри были представлены копии обоих завещаний Говарда. Мы решили, что они хотят все-таки разобраться в этом запутанном деле, что пункт о пятидесяти тысячах долларов вызовет интерес и изменит направление расследования.

Но прокурор сразу же принял контрмеры и представил два вещественных доказательств, которые до сих пор придерживал, выжидая наиболее подходящий момент. Это были, во-первых, костюм для гольфа Джима и его туфли. В лаборатории установили присутствие на них следов крови. Во-вторых, он опять обратил внимание жюри на трость с клинком.

Сам клинок был тщательно вымыт, но на внутренней части ножен в лаборатории удалось найти сосновую иголку того же самого вида, что были и на одежде Сары. Кроме того, там были следы крови. Человеческой крови.

Именно после этого прокурор и сделал тот драматический жест:

— Господа, я выполнил свой долг. Теперь вы должны выполнить свой.

Могу сказать, что результат никого особенно не удивил. По крайней мере, двадцать два из двадцати трех членов большого жюри были уверены в вине Джима, и к вечеру второго дня обвинительное заключение было подписано.

Кэтрин восприняла это лучше, чем я ожидала.

— Обвинительное заключение — не приговор, — заявила она, явно цитируя Годфри Лоуелла.

Джуди, однако, была потрясена, а Уолли просто убит. Он узнал новости из специального вечернего выпуска газет и тут же приехал ко мне. Мы с Джуди ужинали, а Кэтрин заперлась в своей комнате, спросив только тосты и чай.

— Какие дураки! — воскликнул он с порога. — Какие… дураки!

Джуди подняла на него красные распухшие глаза.

— Когда это ты переменил мнение? Ты же был так уверен.

— Ну, я сам оказался дураком. Вот и все. Но он этого не делал. И никогда за это наказан не будет. Джуди, я тебе обещаю. С ним ничего не случится.

— Даже если ты расскажешь все, что знаешь? Почему ты этого еще не сделал? Вдруг ты умрешь или попадешь в аварию, что тогда будет с ним?

Уолли промолчал. Должна сознаться, что мне он очень не понравился в тот вечер. Одежда мятая, глаза распухшие, как от бессонницы, и какой-то странный тик. Время от времени его левое плечо судорожно дергалось вверх, а голова вправо. Было видно, что он пытается скрыть судороги, умышленно держит левую руку в кармане пиджака. Но плечо все равно дергалось. Жалкое зрелище.

Я поняла также, что он совсем не хотел приезжать. Боялся ехать и для храбрости немного выпил. Результат можно было скорее почувствовать, чем заметить.

Похоже, Джуди был тоже неприятен его вид.

— Ты ужасно выглядишь, — заметила она, — и перестань дергаться. А то я тоже начну. Перестань! Лучше скажи, где Мэри Мартин.

Он ответил, что не знает, и молча просидел до конца ужина. Заговорил только тогда, когда Джуди ушла наверх к матери, а мы перешли в библиотеку.

— Скажи, когда ты уезжаешь на лето?

— А когда отпустят Джима Блейка?

— Это просто смешно, — резко ответил он. — Ему там неплохо. Немного отдохнет от коктейлей и обедов, вот и все. На стул его никогда не посадят. Они не могут посадить его на стул. Это абсурд.

Но мне показалось, что он говорит это сам себе, пытается сам себя в этом уверить, тогда как его покрасневшие глаза меня умоляют: «Ты ведь тоже так считаешь, правда? Они никогда не посадят его на стул. Они не могут посадить его на стул. Это абсурд».

— Уолли, я уеду только тогда, когда буду уверена. И не раньше.

Его опять передернуло.

— Даже если я попрошу уехать?

— Зачем тебе это надо?

— Я не думаю, что ты здесь в безопасности.

— Кому же я нужна? Врагов у меня нет. По крайней мере, способных на убийство. Я занимаюсь своими делами. И моя совесть чиста, как совесть любого нормального человека. Зачем мне бежать?

— И все же, говорю тебе, уезжай. И забери с собой Джуди.

— Значит, ты знаешь больше того, что знаю я, и должен все мне рассказать.

Но он никак не поддавался и ухитрился уехать прежде, чем я задала ему хотя бы один из тех вопросов, которые крутились у меня в голове. Нет, один я все же задала и получила довольно любопытный ответ.

— Скажи мне, почему Мэри Мартин предложила Джуди не оставлять твоего отца той ночью одного?

— Потому что он болен. Разве этого мало? И зачем выдумывать то, чего не было? Зачем впутывать Мэри? Она здесь ни при чем. Совершенно ни при чем. Она так же невиновна, как… как Джуди.

Тогда я решилась рассказать ему правду о смерти его отца. Рассказала так мягко, как могла, положив ладонь на его руку. Но он не удивился и даже не стал делать вид, что удивился. Он хорошо держал себя в руках, только побледнел еще сильнее.

Я поняла, что он был уверен в этом с того самого дня, как умер Говард.

Обвинение Джиму официально предъявили через день или два. Страшное испытание для него и для всех нас. Зал суда был полон, толпа настроена враждебно. Сам воздух был наполнен ненавистью. Мне показалось, что если бы мысль обладала материальной силой, а я верю, что такое возможно, то этой ненависти хватило бы для уничтожения человека.

Его привезли из суда в черной, закрытой машине. Он был очень тщательно одет и голову держал высоко. Его привезли не одного, а в компании каких-то преступников — белых, черных и даже одного желтого. Ожидая, пока разберут их дела, он неотрывно смотрел на Кэтрин. Я увидела, как она ему улыбнулась, как вдруг потеплело все ее лицо. Странная все-таки эта Кэтрин, она меня постоянно удивляет.

Он с мрачным видом выслушал свое обвинительное заключение, потом кивнул, словно благодаря клерка за труды. Затем набрал в грудь побольше воздуха, чтобы, как мне показалось, его слова «Не виновен» прозвучали как можно громче и убедительнее. Не получилось. В последнюю секунду он глянул в зал и наткнулся на стену ненависти. Я увидела, как он съежился и моментально упал духом. Его «Не виновен» услышали только в передних рядах, и он это понял. Джуди тихонько застонала.

Раздался истерический смешок какой-то женщины. Джим его услышал. Я никогда еще не видела выражения такой муки на лице человека. Когда его выводили, он на секунду задержался в дверях, словно собираясь вернуться и сказать толпе еще что-то. Но Годфри Лоуелл положил руку ему на плечо, и он вышел под огонь фотографов, ожидающих снаружи.