Максим Окулов - По лезвию ножа, или в погоне за истиной

— Хорошо, спрашивать не буду, клиентов передам. Ты там держись!

— Ох, пока держусь. Кстати, Серега, а кто будет рекламу в редакцию сдавать?

— Нашел о чем беспокоиться, найдется кому. Тебе, кстати, денег не надо?

— Деньги, конечно, не помешали бы, но пока не хочу светиться. Если припрет совсем — обращусь. Спасибо, пока.

Затем позвонил на мобильный телефон отца. Вежливый женский голос по-английски объяснил мне, что либо абонент в настоящий момент недоступен, либо его аппарат выключен. Все правильно, отец должен был уехать в командировку в Швейцарию.

Я поспешил обратно к машине. Поток автомобилей становился все плотнее, но ехали мы все же на удивление быстро. Я и не заметил, как машина подъехала к посту ГАИ на выезде из города перед МКАД. Светящийся жезл резко взмыл вверх и явно указал на наш автомобиль. Сердце мое сжалось. Захотелось залезть под коврик, лежащий на полу, спрятаться, раствориться. Водитель свернул к обочине, заглушил двигатель и, покинув салон автомобиля, направился к инспектору.

— Дэн, не дергайся, это обычная проверка документов — здесь многие машины тормозят, — попытался успокоить меня Стас, но в его голосе как-то не ощущалась уверенность.

Через пару минут появился сотрудник ГАИ в сопровождении нашего водителя. Инспектор заглянул в салон, отдал документы водителю и пошел высматривать следующую жертву. Я был мокрый, как мышь, руки мелко подрагивали.

— Чего он хотел-то? — очнулся наконец Стас, когда мы отъехали от поста.

— Да кто же их знает, уродов, че они хотят? Куда едете, кто в салоне, пили ли сегодня спиртное? Замучил! Пришлось врать, что еду с приятелями на дачу, а то бы мог прицепиться, почему извозом занимаюсь. В последнее время что-то часто они здесь трясут, этот хорошо еще, в багажник не полез.

«Look my eyes are just holograms», — раздавался из динамиков задумчивый голос Таниты Тикарам.

— Сделайте погромче, — попросил я охрипшим голосом.

«More than twist in my sobriety», — зазвучала музыка громче, отгораживая от суеты и опасностей окружающего мира.

«Старик, так нельзя, — мысленно говорил я сам себе. — Нельзя шарахаться от каждого столба, нельзя так реагировать на каждого милиционера, попавшего в радиус нескольких метров». За окном проплывали придорожные домики, расположившиеся на подъезде к подмосковному Одинцову. В них живут люди, там тепло и уютно, работают телевизоры, вкусно пахнет приготовленным ужином. Кто-то ругается, кто-то переживает из-за разбитой вазы или иного пустяка, кажущегося нам всегда исключительно важным и достойным испорченного настроения и нервов. Как серьезно мы воспринимаем мелочи до тех пор, пока не случится настоящая беда, круто меняющая привычную жизнь. Как же научиться ценить жизнь, ценить каждое ее мгновение, проведенное в покое и достатке в окружении любимых и любящих людей?

Городской пейзаж вновь сменился густым лесом, вплотную подобравшимся к дороге. Белые шубы елей, сотканные из свежевыпавшего снега, искрились в свете полной луны. «Еще вчера все было совсем иначе, — подумалось мне. — Как неожиданно может измениться жизнь, как мало, порой, от нас зависит». Вдоль дороги шел одинокий мужчина. Он усиленно кутался в ветхое пальтецо, семеня по заснеженной обочине. «Счастливый, — думал я, — скорее всего, торопится домой». Мы свернули с Можайского шоссе направо и метров через 100 пересекли железнодорожный переезд.

— Здесь прямо, — скомандовал Стас.

Мы ехали по узкой деревенской улочке. «Ул. Циолковского» значилось на растрескавшейся фанерной табличке на ограде ветхого дома.

— Вот здесь остановите, пожалуйста.

Мы притормозили около среднестатистического «дачно-деревенского» дома. Вполне приличный крашенный штакетник ограждал участок площадью соток в пятнадцать. Я расплатился с водителем, мы подождали, пока тот отъедет, и занялись разгребанием снега перед калиткой, чтобы попасть на участок. На улице была удивительная тишина. В соседних домах свет не горел — видимо, хозяева появлялись к лету. «Оно и к лучшему», — подумалось мне. Наконец-то мы открыли калитку и вошли на участок.

Стас суетился с многочисленными замками входной двери, а я присел на заснеженную скамейку, пристроив рядом пакеты с продуктами. Через минуту скрипнули петли, и мой спутник скрылся в темном проеме двери. В доме вспыхнул свет, ярким конусом упав на свежий снег и озябшую березку перед входом.

— Добро пожаловать, дорогой друг Карлсон! Ну и ты, Малыш, заходи, — продекламировал Стас голосом Ливанова.

Дом мне очень понравился. Чистенькая веранда — она же летняя кухня; гостиная с небольшим камином, соединенная с кухней, что довольно необычно для деревенского дома, и две спаленки на первом этаже. В мансарде еще две спальни.

Стас включил отопление, и через час в доме стало тепло.

Тишина загородного дома и чистый лесной воздух сделали свое дело: на следующий день мы проснулись, когда в окно ярко светило солнце. Часы показывали 10.30 утра. После обеда на пейджер пришло сообщение от отца:

«Я очень волнуюсь. Если сможешь, позвони мне. Если нет, завтра встречаемся там, где нас напоили паленым коньяком, в то же время, отец».

Я прикинул время. Утром мы собирались ехать к Петру Михайлину, а отец будет ждать меня после часа дня. Все складывалось удачно.

Вечером мы со Стасом расселись в креслах у камина. За окном поднялся ветер, ветви деревьев царапали по оконному стеклу, а в доме было тепло и уютно, стоял полумрак, по стенам бегали причудливые тени от огня.

— Стас, мы вчера ехали сюда, и я подумал, что прошедшие сутки растянулись чуть ли не на месяц. Как давно был тот воскресный вечер, когда я собирался на этот злополучный банкет… И ты знаешь, я только сейчас это осознал. До меня дошло, что Федота больше нет. Мы сидим, разговариваем, а он лежит где-нибудь на оцинкованном столе в холодильнике. Знаешь, я сейчас окинул взглядом все наши с Федором отношения и понял, что по большому счету, мы никогда не были друзьями. У нас общего не было ничего серьезнее студенческих попоек, походов к девкам и взаимных списываний лекций и контрольных. Он всегда был закрыт и не подпускал меня и близко к своим сокровенным мыслям и желаниям. Я платил ему тем же. В конце третьего курса я понял, что он серьезно занялся какими-то делами, пытался расспросить его, даже напроситься в напарники или компаньоны. Он всегда отмахивался, отделываясь от меня шуткой. В то же время, насколько я понял, Юрка Колобов работал с ним практически с самого начала. Не то, чтобы я обижен, просто мне непонятно, почему так получилось.

— Знаешь, Дэнис. — Стас подлил себе горячего чая из чайника, стоявшего на журнальном столике. — Думаю, ты не будешь спорить, что вы с Федором разного полета птицы? Прости меня за прямоту, но ты сам понимаешь, что из тебя бы получился, быть может, хороший работник, в смысле подчиненный, но вряд ли компаньон? Это, во-первых. А во-вторых, судя по тому, что мне известно о делах Федота, уж и не знаю, стал бы ты ему в ЭТИХ делах помощником.