Властимил Шубрт - Конец королевы

— На Сильвестра мне надо быть дома с нашими. Семейная традиция, понятно? — ответила она. — С удовольствием осталась бы, но не могу, серьезно.

— А ты, Мирка, — поинтересовалась Зузана, — чем вообще-то занимаешься? Тоже учишься?

— Да, — улыбнулась Мирка, — учусь. В одном живописном пражском заведении. Мужской парикмахер, к вашим услугам.

Зузана смутилась:

— Не сердись, я не собиралась тебя допрашивать, но раз уж мы здесь все вместе…

— Перестань! Спросила — и ладно, ничего страшного, — сказала Мирка и весело улыбнулась. У нее была круглая, симпатичная и сообразительная мордашка, рот чуть великоват, губы полные, а зубы просто великолепные. Я относилась к ней с предубеждением, но в обаянии отказать не могла.

Павел вел себя вполне нормально, ничего от меня как будто бы не скрывал. Наоборот. Едва мы вернулись к себе в мансарду, как тут же решил затащить меня в постель под прозрачным предлогом: мол, после утомительного путешествия следовало бы отдохнуть. Я с этим согласилась и постелила ему на овчине, советуя приберечь силы до вечера.

А вечером Гонза организовал посиделки. Все собрались на кухне, и уже к десяти стоял дым коромыслом. Накурили — хоть топор вешай, на плите кипятилась вода для грога, снаружи трещал мороз, но у нас в кухне было тепло и уютно. Мы запели величальную, дошли уже до «Кто родился в октябре, встань, встань, встань…». Зузана и Павел поднялись и чокнулись полными до краев рюмками.

— А целоваться? — завопила Мирка. — Ну-ка, целуйтесь! Зузана растерянно взглянула на Борека, но тот стучал ладонью по столу, аж стаканы звенели, и кричал:

— Верно! Без поцелуя нельзя… В лобик! Павел перегнулся через стол к Зузане, и она его поцеловала но так неумело, что все расхохотались.

— Вот так и отлынивают от работы, — прокомментировала поцелуй Мирка, а Гонза уже щупал под столом ее коленку.

— Что дальше будем делать? — спросила я, когда мы допели до декабря. — Может, во что-нибудь поиграем?

— Ну, конечно! В «согласен — не согласен», — скомандовала Мирка. — По крайней мере можно будет раздеться, а то здесь жарища, как в сауне.

— Ничего умнее ты не придумала, — свела брови Катаржина. — Я не собираюсь раздеваться.

— Да брось ты, Катрин, как будто… — Она не договорила и небрежно, точно пепел от сигареты, смахнула с колена руку Гонзы. — Сама знаешь, стоит мне чуток выпить…

Фразу она не закончила, и осталось непонятным, на что она намекает. «Как будто» — и многоточие. Кроме меня, никто их скрытого смысла не замечал. Катаржина больше не противилась, только поигрывала золотой цепочкой на шее и молчала.

— За каждое «не согласен» фант с себя и стопку в себя, — громогласно огласила Мирка правила игры. — Парные вещи, вроде чулок или сережек, считаются за одну… Вопросы есть?

— Нет! — ответили мы хором, воздержалась только Катаржина. Хмурая, как ноябрьское небо, она поигрывала для разнообразия браслетом своих миниатюрных часиков и, наверное, подсчитывала свои безопасные, «необнажающие» фанты.

— Тогда поехали! — объявила Мирка. — Павел, ты согласен прямо сейчас отправиться в деревню за сигаретами?

— Не согласен! — ответил Павел и положил на стол часы. — Ну и заданьица ты даешь! Ничего себе игрушки!

— Придумай что-нибудь поинтереснее, — заявил Борек. — Твоя очередь.

Павел пожал плечами и спросил Зузану, не согласна ли она подарить Гонзе страстный поцелуй.

— Не согласна, — отказалась Зузана. — С какой стати я должна со всеми целоваться?/

— Не со всеми, а с Гонзой! Но страстно! — уточнила я.

Зузана выпила глоток вина и тоже сняла часы.

Так и пошло. Вскоре фанты пришлось складывать на лавке, потому что на столе не хватало места, сливовицы в литровой бутылке осталось на донышке, а вместо вина пили грог.

Первой раздеваться по-настоящему выпало Мирке. Зузана, которая задавала ей вопрос, в общем-то не требовала ничего невозможного: принеси, мол, из мансарды овчину и покувыркайся на ней. Но Мирка с пьяной ухмылкой произнесла: «Нате вам!» — и стащила через голову легкий свитерок, под которым, остался только бюстгальтер. Свитер она швырнула на лавку, глоток грога опрокинула в рот, а для Гонзы придумала совсем каверзное задание: не согласится ли он снять с Катаржины джинсы?

— Нет, — пожал он плечами. — Правда, если она не против…

— Не волнуйся, я против, — успокоила его Катаржина. — Это уже никакая не игра, а самый обыкновенный стриптиз.

— Ну и что? — загорланила Мирка. — Послушай, Катрин, перестань корчить из себя недотрогу, а то я и в самом деле разозлюсь! И уж если пойду вразнос…

— Не мели чепуху! — резко прервала ее Катаржина. — Перестань чепуху молоть, — повторила уже спокойнее, потом встала, расстегнула «молнию» и действительно сняла джинсы. Перед нами во всей красе, до самых кружевных штанишек, предстали в длинные, стройные ноги. Но только на мгновение: она кинула джинсы на лавку и быстро села за стол.

— Твоя очередь, — кивнул Павел Гонзе. — Жаль только, что легко отделался…

Но, прежде чем Гонза что-то придумал, Катаржина предложила закончить игру.

— И так уже докатились, — недовольно заявила она, искоса глянув на Мирку. — Давайте возвращать фанты.

— Только за выкуп, — уточнил Борек. — Гонза, начинай! Тут уж мы совсем развеселились. Борек пел оперные арии, Павел отжимался двадцать раз от пола, а Зузана получила (задание лягнуть, поцеловать и шлепнуть по затылку любого из нас. Все это она проделала с Бореком, но лягала его и шлепала так осторожно, что выкуп мы ей не засчитали, а вместо этого отправили за водой для грога. Мирку заставили заплести Катаржине две косички, Катрин «за пережитые страдания» потребовала свои джинсы, но жюри решило, что она их не получит, потому что работала с нею мастерица и страдать ей не пришлось. Дошла очередь и до овчины, мы отправили за нею Павла, а Мирке пришлось-таки на ней кувыркаться. Фанты уже разыгрывали сразу по два, чтобы побыстрее шло дело, но на лавке их было еще полно. Зажав в руках очередные, Гонза провозгласил:

— Какой приговор тем несчастным, чьи фанты держу сейчас?

— Календарик! — крикнула совсем расшалившаяся Зузана. — Только календарик!

Гонза ухмыльнулся и вручил одни часы мне, а другие — Бореку.

— Ну вот, — проговорил Борек, — теперь с Аленкой полижемся.

Но я только показала ему язык.

— Обойдешься, дорогуша, не путай Далмацию с дирекцией. Это не мои часы, а Катаржинины.

Катаржина кивнула головой, надела часы на руку и обратилась к Бореку:

— Давай будем сидя?

Тот было согласился, но тут вмешалась Мирка:

— Ну уж нет! Никаких махинаций! Только стоя!..

— Ради твоих прекрасных глаз буду всем демонстрировать свои трусики, — попробовала возразить Катаржина.