Патриция Хайсмит - Нисхождение

«Кстати, о честности, — вдруг подумал Ингхэм. — Вряд ли Ина поведала ему о своих чувствах к Кастлвуду. Могла бы быть и пооткровеннее».

— Возможно, между такими взрослыми людьми, как мы, всегда есть какие-то секреты. И я не уверен, что мне хотелось бы знать все о ее прошлом. Почему бы кое-чему не остаться сугубо личным?

— Возможно. Однако по отношению к тому, кого мы любим и кто любит нас, наше сердце должно быть открыто.

Как всегда, слушая НОЖа, Ингхэм представлял себе все в буквальном смысле: разрезанное сердце с клапанами и с сосудами, словно в мясной лавке.

— Не уверен, что согласен с вами. Я считаю, что настоящее значительно важнее прошлого. Особенно если другой человек не присутствовал в этом прошлом.

— Ну, прошлое-то совсем недавнее. Я имею в виду только честность отношений.

Ингхэм начал потихоньку закипать. Он допил последнее пиво и со стуком поставил банку на служивший ему ночным столиком ящик. Отерев рот тыльной стороной ладони, он произнес:

— Надеюсь, с Иной я достаточно честен, чтобы оставить ее довольной.

— Ну что ж, посмотрим, — расплылся в своей пухлой, счастливой улыбке Адамс. — Если она соберется уехать раньше вас или вы соберетесь ехать вместе, то мы устроим вам настоящие проводы. Мне будет не хватать вас обоих. Может, сходим на ленч к Мелику, Говард?

— Спасибо, Фрэнсис. Но мне больше всего на свете необходимо поспать.

Когда НОЖ ушел, Ингхэм выпил большой стакан воды и снова попытался заснуть. Внутри у него все словно кипело. И тут не помогло бы никакое снотворное, даже если бы оно у него имелось. У него создалось ощущение, что внутри скопился гнев, который он пытался не выпускать наружу. Ингхэм услышал мягкое шарканье ног Иенсена за дверью и обрадовался, когда тот постучал.

— Никак наш общий приятель НОЖ побывал здесь? — усмехнулся он.

— Угу. Выпей, если хочешь.

— Как ты догадался? — Иенсен прошел на кухню. — Тебе тоже?

— Не возражаю.

Иенсен присел, и они выпили.

— НОЖ пристал ко мне, чтобы я признался, но он не в курсе, что я уже сделал это, — сообщил Ингхэм. — Можешь представить себе признание в том, чего ты, возможно, не совершал?

— Убирался бы он к себе в Новую Англию, или откуда он там.

— И разумеется, он уговаривал меня, чтобы я не отпускал от себя Ину. — Ингхэм плюхнулся на постель. — Можно подумать, что его советы могут подействовать на меня в таком деле!

— Забавный тип! — Иенсен вдруг весело рассмеялся.

Ингхэм тоже заулыбался:

— Съезжу в «Ла Рен» около семи. Посмотрю, как там Ина.

— Сроду не встречал таких навязчивых людей. К Ине это, может, и не относится, но я вижу, как тебе важно, что она о тебе думает. Хочешь знать, что бы я сделал с тем негодяем, который украл Хассо? Не могу выразить это словами, но я бы делал это медленно, с наслаждением, и мне плевать, что потом подумали бы обо мне другие.

Общество Иенсена действовало на Ингхэма успокаивающе.

— Дело не только в Ине и НОЖе. Я думаю, что я сталкиваюсь в моей книге с подобной проблемой. Такое случается. — И Ингхэм рассказал Иенсену о Деннисоне.

— О да, такое действительно случается. Ты не против, если я выпью еще?

В семь часов Ингхэм отправился на поиски Ины. Он поспал пару часов, искупался и заставил себя написать три страницы, чтобы создать у себя ощущение, будто этот день ничем не отличается от любого другого. Однако ему было не по себе, и он так и не пришел к заключению, как вести себя с Иной, если ее решение будет тем или иным. Ее пристрастие к церкви тоже вызывало у него беспокойство. Насколько серьезно она обратилась к вере? Это не столь важно сейчас, но может иметь большое значение в будущем, когда они могут перестать понимать друг друга, потому что окажется, что они из совершенно разных миров.

Ингхэм позвонил в номер Ины, и она, голосом свидетельствовавшим о ее хорошем настроении, ответила, что спустится через десять минут. Ингхэм присел на диван в холле и стал просматривать газеты.

Ина спустилась в бледно-розовом платье, держа в руке белый шифоновый шарф.

— Ты чудесно выглядишь, — сказал ей Ингхэм.

— Шарф на тот случай, если мы надумаем прогуляться. Ветрено.

— Ты рассчитываешь на ветерок? — Вдыхать запах ее духов, как всегда, доставляло ему удовольствие. Он казался куда загадочнее, чем запах жасмина. — Ты хочешь пойти в какое-то определенное место или тебе все равно?

— Звонил Фрэнсис и приглашал к себе выпить. Ты не против?

— Нет. — Они сели в его машину. — Что нового у Джои?

— Ничего особенного. Рисует. Луиза заходит почти каждый день.

— Она ведь живет рядом. Я забыл.

Машина въехала на ближайшую тихую песчаную аллею, изгибавшуюся прямо к бунгало Адамса. На террасе горел свет, и хозяин встретил их в дверях еще до того, как они постучались в дверь.

— Добро пожаловать! Я мог бы предложить вам остаться на террасе, но внутри гораздо прохладнее. Ха-ха! Заходите, увидите сами!

Терраса Адамса, на которой стояли стол и стулья, выходила на залив. В гостиной их ждали канапе с сыром и черные оливки.

Ингхэм надеялся, что Адамс не увяжется с ними ужинать. Но потом подумал, что, может, было бы лучше, если бы он пошел с ними. Интересно, почему так весела Ина? Ингхэм терялся в догадках, чем это можно объяснить. Решила бросить его? Или «поняла» его и решила сказать ему об этом? Но что бы она ни сказала сегодня вечером, подумал Ингхэм, он задаст ей еще один вопрос о Джоне Кастлвуде: любила ли она его только потому, что он был влюблен в нее? Его признание было для нее как снег на голову, писала она. Ингхэму казалось, что женщины зачастую влюбляются в мужчин, которые уже влюблены в них, в таких мужчин, которых они в другом случае просто не заметили бы.

Адамс развлекал Ину рассказами об арабской культуре, о которой знал очень многое. Он поведал ей о том, что магометане ждут второго пришествия своего пророка, рожденного от человека, отсюда и их обычай носить короткие шаровары в знак этого ожидания. Потом разговор зашел об арабских беженцах с западного берега Иордана, и они удивлялись, сколько бед принесла война, длившаяся всего шесть дней.

— Надеюсь, вам удастся продлить свой отпуск, Ина, — обратился к ней Адамс, наполняя ее бокал из серебряного шейкера. Он предложил им «Дайкири» (любимый коктейль Джека Кеннеди), который приготовил заранее и поставил в холодильник до их прихода.

— Да, я уже сегодня дала телеграмму. Уверена, мне дадут еще неделю, поскольку я пообещала приехать сразу же, как только появится что-то срочное.

Улыбка НОЖа перекочевала на Ингхэма; он буквально изливал благодать на них обоих.

— Кажется, Говард, вы поговаривали о поездке в Париж?

«Неужели?»

— Только если закончу свою книгу.