Леонид Словин - Теннисные мячи для профессионалов

— …«Зарипов Шукурбек сведениями о дружеских, интимных связях Волынцева не располагает…»

Телеграмм было несколько. «Не располагает», «не установлен», «не помнит»…

Одна из привычных фраз милицейского обихода обязательно присутствовала в каждом ответе; в одном — из Орши — все три встретились вместе.

После звонков и переговоров в отделении снова стало тихо. Трещал сверчок. Дежурный читал милицейский журнал, свежие номера «Советской милиции» принесли днем, при Денисове.

Сбор первых доказательств был закончен, и все дело было в том, чтобы их систематизировать. Однако ничто не подсказывало, как выстроить логический ряд, и не было трудной мысли, которая обычно предшествует озарению.

— Машина не вернулась? — Денисов подошел к столу дежурного.

— От Севаковских? Пока нет.

Лымарь позвонил из дома:

— «Волк-одиночка»! — Он охарактеризовал Рогова словечком, заимствованным у Севаковского-С-Тростью. — Что и говорить! Личность опасная. Но и Волынцев, Ланц этот, хорош!…

В телефонную трубку проникли звуки настраивающегося симфонического оркестра. Знакомый по сотням радиопередач хорошо поставленный голос объявил состав исполнителей.

— Это на линии, — предупредил Лымарь. — Волынцев ублажал Рогова, потому что через него надеялся попасть в компанию знаменитостей! Престижных творческих людей -Веды, Роша, их знакомых… Так?

На стене стукнула минутная стрелка часов, днем Денисов не обратил внимание на металлический плоский квадрат с указателями из жестяных обрезков.

— Пожалуй… — В рукописи на этот счет имелось прямое указание автора.

— А Рогов — авантюрист. Он не упускал случая пустить пыль в глаза. — Лымарь попробовал развить мысль. — Потому и назвался племянником вдовы Роша…

Чувствовалось, что Лымарь не знает рукописи Ланца. Он допускал одну неточность за другой. Сказал, в частности:

— Ланц мог посвятить Рогова в свои проблемы. Вами еще не установлен мотив убийства…

Алюминиевая стрелка на циферблате громыхнула снова, казалось, неиспользованные ночные минуты, уходя, не исчезают, а превращаются в металлолом.

«Проблемы Ланца все известны… — подумал Денисов. -Они все до одной в его рукописи…»

— Может, тебе поговорить с Роговым? — Лымарь все не до конца отдавал себе отчет в происшедшем.

— Есть ли смысл… — Денисов не хотел его обижать. «Рогов наверняка запомнил мою фамилию. Вряд ли он разговорится в моем присутствии…»

Существовало одно важное обстоятельство: в Москве, отвечая в то утро из дежурки по прямому проводу «пассажир — милиция», Денисов, как положено, назвал себя прежде, чем теперь уже знакомый, молодой, с одышкой голос произнес:

«Все знает носильщик, жетон 46. Пусть скажет, куда он дел оружие…»

Дожидаясь звонка от Севаковского-старшего, Денисов форменным образом маялся: вышел в дежурку — там было по-прежнему тихо, все проводившие ночь в поселковом отделении находились на своих местах.

На улице неярко горели светильники. Фотографии на стенде «Их разыскивает милиция» выглядели едва различимыми.

Денисов вспомнил. В туристической поездке по ФРГ, в Гамбурге вместе с Линой рассматривали они фото перед полицейским участком на Репербанштрассе — портреты разыскиваемых преступников были ярко освещены, под каждым была проставлена сумма вознаграждения за предоставление сведений — «50000 д. м.», «100000 д. м.».

«Принципиально разные методы розыска…»

Звонок, которого он с таким нетерпением ждал, раздался около трех утра.

— Не спите? — звонил Севаковский-старший. — Я тоже. Отвык. Днем кое-как перемогаюсь да еще на рассвете прихватываю пару часов. А теперь еще неприятность с машиной… Вы скажите мне правду: цела? Не очень он ее?

— Цела. — Денисова интересовало свое. — Телефон в Донецке нашли?

— Вес перерыл. Записывайте. Это — тестя… — Он продиктовал фамилию, номер телефона. — А это — молодых…

— Спасибо. Как зовут жену Рогова?

— Валентина. Валентина Хрисанфовна… Только она не Рогова, а под девичьей фамилией матери. Там все сложно…

В Донецке, несмотря на глухой ночной час, трубку подняли сразу:

— Алло… — Голос показался Денисову тревожным, женщина не спала.

— Валентина Хрисанфовна? Разбудил? Пожалуйста, извините.

— Пожалуйста. Я болею. — Голос был детский, капризный. Похоже, она была рада звонку. — Весь день сплю… -В том, что жена Рогова не спросила: «Кто звонит?», «Кого вам?», а выполнила предписания этикета, был обнадеживающий знак. — Вам, наверное, Славу? Его, к сожалению, нет.

— Он собирался в Москву…

— Сейчас он в Старом Осколе.

Давно? — Денисов прикинул даты.

— Уже больше недели…

— Я думал, в Москве.

— Нет. Я сама брала ему билет в Старый Оскол. Туда и обратно.

— Когда вы его ждете?

— Завтра. А если успеет, то уже сегодня к вечеру. — Она говорила как человек, которому нечего скрывать. — Он там у родни.

— Звонит?

— Каждый день по нескольку раз… — Она не удержалась от маленькой похвальбы, — но он не знает, что я болею.

— Не сказали?

— Зачем? Он бы все бросил, прилетел!

— Действительно, у вас простуженный голос.

— Тут и другие нехорошие явления… — Денисов почувствовал, что проник в чужой хрупкий мир незнакомого человека, мир, которому, как он понимал, уже в ближайшие часы суждено расколоться. У Денисова не хватило духу намекнуть ей на это.

— Нервы?

— Вот именно.

— Доктор вас наблюдает?

— У мамы двоюродный брат известный невропатолог…

Был соблазн поинтересоваться: «В Москве?», «Как его фамилия? Сазонов? Окунев? Не через вашего ли мужа Волынцев попал в Москву к Сазоновым на квартиру?»

— И что медицина?

— «Поменьше волноваться. Нервные клетки не восстанавливаются…»

— Поправляйтесь, — прощаясь, пожелал Денисов.

Приняла ли она его за другого? Выражало ли нежелание узнать, с кем она разговаривает, небрежение к кругу знакомых мужа и некий обидный снобизм?

«Все было жестко рассчитано Роговым! Вплоть до алиби…»

Денисов с минуту сидел молча.

«Железнодорожные билеты куплены до Старого Оскола и обратно… Спустя какое-то время можно будет доказать, что в дни убийства Волынцева и вдовы Роша Рогов находился за тысячи километров от обоих мест преступлений — от Москвы и от Коктебеля — у родственников, в Старом Осколе…»

В специальной литературе, распространявшейся по списку, и полухудожественной — вся начала века — «Дело об убийстве Марии Лесковой», «Дело об убийстве г. Фон-Зона в Спасском переулке», «Процесс семьи Шарбан», «Дело Тарновской», «Убийство в Гусевом переулке», которую Денисову пришлось прочитать за последние годы, психология убийц рассматривалась разно: надо быть криминологом, чтобы сделать четкие выводы.