Дерек Картун - Падение Иерусалима

Взгляд Расмии был полон изумления - на миг Эссату показалось, что он прочел в ее глазах бешеный гнев, но девушка, вскочив на ноги, бросилась к нему и спрятала лицо на его груди. Вся дрожа, она прижалась к нему и, когда, наконец, заговорила, в ее голосе послышались слезы:

- Прости, не могу удержаться. Прости - ты же знаешь, обычно я владею собой.

Свободной рукой Эссат погладил ее волосы.

- Я бы на твоем месте еще не так плакал, - сказал он успокаивающе. - А мы уже думали, тебя схватили. Ждем вестей, а их все нет и нет.

Расмия, будто смутившись, отстранилась от него, опустила глаза.

- Не могла выйти на связь. Ребята из "Шатилы" начали подозревать - я боялась...

Она оглянулась на своего спутника, который тоже поднялся и стоял рядом с выражением безграничного недоумения.

- Сейчас сюда поднимутся солдаты, ступай встреть их, - велел Эссат. Только глупостей не наделай. Скажи ему, Расмия.

- Выполняй, что сказано, - поспешно распорядилась она.

- Но...

- Никаких "но". Ты мне подчиняешься, забыл?

Парень чуть помедлил, но все же вышел.

- То, что ты для нас сделала, - просто здорово! - сказал Эссат. - С этой бомбой в Иерусалиме мы справились.

Расмия смотрела на него во все глаза:

- Обезвредили?

- Да. Но ты знаешь, я думал о тебе плохо. Когда посоветовали в аэропорту тебя не задерживать, я просто ушам своим не поверил. - Он в восхищении засмеялся. - Ну блеск - такая работа!

Она слабо улыбнулась в ответ. Эссат сунул револьвер в кобуру.

- Бомба здесь? Армагеддон, значит, был задуман? - Он снова рассмеялся беспечно.

Расмия не отвечала. Выражение страха и изумления медленно сходило с ее лица, и внезапно Эссат увидел перед собой хорошо знакомую неподвижную маску. Живая девушка, плачущая и улыбающаяся одновременно, исчезла, на него смотрели сузившиеся злые глаза. Ошеломленный, он протянул было к ней руку, но прямо в сердце ему уперлось дуло пистолета:

- Назад! Не двигаться!

Эссат замер, скованный ужасом.

- Быстро, - будто выплюнула она ему в лицо. - Руки вверх, вверх, скорее. То-то! - И ловко выхватила из кобуры его револьвер.

- Не понимаю, - Эссат не узнал собственного голоса, так жалко прозвучали эти слова.

- Еще бы тебе понять! Вы, сионисты, все поголовно идиоты. Вечно хвалитесь, будто всех умнее. Но теперь с этим покончено.

- Ты же на КГБ работаешь!

- Только на свой народ я работаю, на дело его освобождения - и ни на кого другого.

- Так это обман - насчет КГБ?

Она улыбнулась - снова та прежняя, жесткая, ненавистная ему улыбка. Гадина!

- Как это у вас там называется? Двойной агент? Да, я стала двойным агентом, - только благодаря этому и удалось попасть в Израиль. Сработало.

- Ханиф знает?

Расмия отрицательно покачала головой:

- Ханиф к женщинам относится свысока - он бы мне никогда не разрешил выполнить мой план. Пленник собственных предрассудков - как и ты...

- А русские?

- Ну, эти атомного взрыва боятся пуще смерти. Поддерживать наше движение на словах - это пожалуйста, только бы правила соблюдались. Какой-нибудь вооруженный конфликтик там-сям - куда ни шло. Но реальное действие - атомный взрыв, к примеру, - ах, нет, ни за что! Это, видите ли, испортит их имидж. А что тут такого? В конце концов не было бы преступлений - полиция сидела бы без работы. Если бы не стало угнетенных, так куда бы делись ваши великие идеологи, где бы они повод взяли для своих вечных драк?

- Чушь все это!

- Нет, это реальность. Обездоленные - только они атомного взрыва не страшатся, им нечего терять.

- Отсюда не скроешься. Убьешь меня - тебя все равно поймают.

- Не собираюсь убегать. Какое значение имеет моя жизнь? Главное, убедиться, что Армагеддон - величайший и самый поэтичный в истории акт возмездия - состоялся. Именно в Мегиддо. В том же месте!

- Бомба здесь?

- Так я тебе и сказала, бедняжка мой Эссат!

Левой рукой она дотянулась до радиоприемника - переключатель программ у этого приемника, заметил Эссат, выглядит как обычно, только зачем вот эта красная кнопка?

- Мы взорвем ее здесь, если наши условия не будут приняты.

- Они же приняты!

- Теперь решаю только я одна. Ты меня отыскал - а ничего от этого не меняется. Зря старался.

Эссат предпринял новую попытку:

- Так вы спрятали ее в руинах?

- Этой штуке абсолютно безразлично, далеко бомба или рядом. Нажму кнопку, и привет - нет нас обоих, и вашего грязного государства нет.

- Ты сошла с ума, - Эссат безуспешно пытался перехватить ее взгляд.

- Допустим. А что свело меня с ума, знаешь? Несправедливость, которую вижу повсюду.

- Сейчас солдаты сюда явятся.

- Застрелю первого же, кто войдет.

- Всех не перестреляешь. Тебя схватят и заставят говорить. Ты не представляешь, как это делается, - никто не выдерживает. Хочешь, расскажу, как добиваются признаний?

Напугать ее, хотя бы отвлечь не секунду... Но Расмия слушала невнимательно, она будто бредила:

- Боли я не боюсь, с чего ты взял? - усмехнулась она небрежно. Тонкий длинный палец уже лежал на красной кнопке. Видишь, все в моих руках. Могу взорвать весь мир - и взорву. Тебе меня уже не достать...

Мысль Эссата билась лихорадочно - должен же быть шанс на спасение!

- Та бомба в Иерусалиме, - вспомнил он. - Она оказалась пустышкой. Ее вывели из строя еще до нас.

На мгновение маска перед ним стала лицом: Расмия удивилась. Но тут же глаза ее снова сузились:

- Не верю!

- Как хочешь. Только это правда.

- Врешь. Та бомба была на всякий случай. Для страховки - профессор же не знал, что я собираюсь ее выдать. Его план был прост. Бомба в Иерусалиме оставляла 36 часов для выполнения требований. Если бы к этому сроку их исполнили, то вам бы сообщили, где она, и вы собственноручно могли ее обезвредить, а заодно поверить в серьезность наших намерений. И тут на сцену выступает вторая бомба - для нашей уверенности в вашем послушании, - Расмия засмеялась жестко. - Это план профессора. А у меня - совсем другой. Его идея отправить меня в Израиль с фальшивым паспортом была глупа - риск огромный. Меня задержали бы в аэропорту, наверняка у пограничников есть мои фотографии. Мне не хотелось рисковать. И я решила использовать свою связь с советской разведкой. Это они посоветовали пропустить меня через границу, правда ведь?

- Ты что, и раньше на них работала?

- Конечно. Профессор при всем своем уме - человек зацикленный на одной идее: ислам против сионизма. А я смотрю на вещи шире: можно использовать и русских в нашей игре, вот как я решила. Они не такие уж дураки, эти русские, но не умнее же, чем дочка торговца из Тебриза. Два года назад я с ними заключила контракт.

- Но ты вывела нас на бомбу только, когда мы начали исполнять условия.

- Нет, раньше. Я же знала, что за мной следят. Надо было избавиться от этой слежки, для того я и уверила вас, будто я заодно с КГБ. Я точно знала, что Армагеддон состоится, что бы там ни случилось в Иерусалиме. - Она снова усмехнулась. - Ту бомбу я отдала ради вот этой, - она кивнула на свой прибор. - Ради полной уверенности. Мой сценарий лучше, правда? Потому что в нем есть символика. А Иерусалим - он все равно погибнет. Евреи покинут его навсегда.