Аркадий Адамов - На свободное место (Инспектор Лосев - 3)

Когда я наконец поднимаюсь к себе, Кузьмич уже на месте. Прежде всего я ему подробно докладываю о своем разговоре с Купрейчиком, очень подробно. Это уже вошло у нас в привычку. Кузьмич слушает молча, не перебивая, то крутя в руках очки, то выравнивая на столе свои карандаши.

- Так, - наконец говорит он, когда я заканчиваю свой доклад. - Совсем неплохо поговорили. Хотя и не все прояснилось. Не все.

- Но хоть видно, что еще надо прояснить.

- Именно что, - соглашается Кузьмич. - Вот к примеру. Семанский, выходит, чуть не год дружил с Купрейчиком и вдруг решил навести на него шайку. Значит, и сам с ней недавно связался, так, что ли? А чем он промышлял до этого? Ведь он года два как работать бросил. Неясно. Еще более неясен этот Лев Игнатьевич, уж как хочешь. Пожилой, солидный человек, вон какой философ, и занимается квартирными кражами, шайку организовывает?.. Не верю. Что-то тут не так. Да и сам он отрекомендовался тебе, как... ну, делец, что ли, коммерсант, представитель чей-то. Предложение деловое сделал. И вдруг квартирная кража за ним. Не бывает так, милый мой.

- Да, - соглашаюсь я. - Странно все это с Львом Игнатьевичем, не спорю.

- Боюсь, не ошибаешься ли ты, - качает головой Кузьмич. - В кафе с тобой сидел не Лев Игнатьевич. Не может такой солидный человек квартирные кражи совершать. Он вот там, в кафе, на своем месте был, когда философствовал и деловые предложения делал. А Лев Игнатьевич с квартирной кражей у Купрейчика связан накрепко, через Чуму и Семанского.

- И с убийством, видно, тоже, - добавляю я.

- Именно что, - кивает Кузьмич и, вздохнув, заключает: - Нет, милый мой, скорей всего, ты ошибся. Бывает.

- Уж очень похожи.

- Тем более. Ну да поглядим еще. Если повезет, то ты с тем Павлом Алексеевичем еще встретишься. Он в понедельник звонить должен?

- Да.

- Ну вот. А пока пойдем дальше. Не нравится мне твой Купрейчик. Ты прав, что-то он недоговаривает.

- Что знаком с Львом Игнатьевичем.

- Это во-первых. А потом насчет Семанского. Проверим-ка на фабрике, появлялся там Семанский или нет и у кого. Ведь Купрейчик испугался, когда ты сказал насчет командировки этого Семанского, что не могло ее быть. Испугался или нет?

- Точно, испугался, - подтверждаю я. - Сказал еще, что мы, мол, в сторону уходим от кражи... Федор Кузьмич! - вдруг вспоминаю я. - А ведь в сторону от нее просил не уходить и этот... Павел Алексеевич, там, в кафе.

- Ишь ты, - довольно усмехается Кузьмич. - Чего увязать вздумал.

- Так само вяжется.

- Ну, ну, не торопись. Этот Купрейчик чем на фабрике у себя занимается, не узнавал?

- Да нет.

- Когда насчет Семанского туда поедешь, этим тоже поинтересуйся. Осторожно только. Он для нас пока лишь потерпевший, жертва, так сказать.

- Он и в самом деле потерпевший.

- Ну, а я что говорю? Поэтому особая осторожность нужна. Но проверить тут кое-что надо, милый мой, как уж ни крути. Непременно надо. Помни навсегда: самая малая неувязочка в деле, малейшая неясность должна быть прояснена, не забыта. Как в школе учили, - приводит свой любимый пример Кузьмич. - Один малюсенький уголок не совпадает, и два громадных многоугольника уже не подобны. А тут у нас не одна такая неувязочка, вот ведь что.

Да, многовато неясностей в простом, казалось бы, деле о квартирной краже, даже слишком много. Что-то не складывается цельной картины, наоборот, все разваливается. Чем дальше, тем больше. Точнее, за квартирной кражей вырастает другое дело - убийство, а за этим другим расплывчато, неясно начинает как будто бы маячить что-то еще. Вот ведь какая странная история. И главное, не один я, оба мы чувствуем, и Кузьмич, и я.

- Что там у Денисова? - спрашиваю я.

- Час назад звонил с вокзала, - досадливо говорит Кузьмич. - Видно, ушел Леха из зоны активного поиска. Выпустили его. Вот уже... - он смотрит на часы. - Ну да. Как раз сутки прошли, как розыск объявили. И ни слуху ни духу.

- Могли недавно взять, а сообщить еще не успели.

- Посмотрим. Денисов там шарит по всем дорогам.

Звонит один из телефонов. Кузьмич снимает трубку.

- А-а, ты. Привет... Ну, давай, давай. Ждем... Тут, тут, - он кладет трубку и сообщает: - Паша Мещеряков. Сейчас зайдет.

Наш "небесный Паша" в своем неизменном синем костюме и голубой рубашке появляется почти мгновенно. Он, как всегда, сосредоточен и неулыбчив. В руках у него дерматиновая зеленая папка с металлическим замочком. Паша раскрывает ее и вынимает всякие бумаги. На каждой почти стоит знакомый гриф "секретно". Бумаг немало, ребята успели, видно, поработать.

- Двое граждан из красного "Москвича", - хмурясь, говорит Паша, - нами установлены. Один - Шершень Степан Иванович, второй - Гаврилов Иван Степанович. Под наблюдением двое суток, с момента наезда на Шухмина. Но сначала о них самих. Оба давно нигде не работают. Шершень, тот широко живет, деньгами кидается, рестораны, девки, шмутки заграничные. Одинокий. Имеет "Жигули" зеленого цвета. Последнее место работы - техник-смотритель в жэке. Веселый, контактный, многочисленные связи, все больше по части выпивки. А когда выпивает, становится агрессивен и подозрителен. Боится только одного человека - Гаврилова. Тот замкнутый, молчаливый, всегда подозрительный. Никого к себе не подпускает. Внешне живет скромно. Жена работает в аптеке. Есть дочка, во второй класс ходит. У Гаврилова свой дом под Москвой. Солидный дом. На тестя записан.

- Это куда Петр ездил? - спрашиваю я.

- Нет. То дача. Сейчас расскажу - упадешь. Но сначала кончу об этих двоих. Гаврилов слесарь, тоже в жэке работал. Там они с Шершнем и познакомились. От этого жэка, видимо, и интерес к чужим квартирам. Насмотрелись, как люди живут, а заодно и как двери запирают, какие замки ставят, что как в квартирах лежит, хранится. Гаврилов, надо сказать, слесарь первоклассный. Для него вообще нет замков, которые нельзя открыть. Однажды английский сейф в соседнем учреждении открыл, позвали его, ключи куда-то затеряли. И вот даже после такого дела он к нам в поле зрения не попал. Я считаю, серьезная эта наша недоработка.

- Правильно считаешь, - кивает Кузьмич. - На заметку надо было взять.

- Значит, в кепке и зеленом шарфе это он, Гаврилов? - спрашиваю я.

- Он самый.

- И красный "Москвич" его?

- Тоже на тестя записан. Водит по доверенности.

- Да что это за тесть такой?

- Граф, - деловито сообщает Паша.

- Чего, чего?.. Граф? - удивленно переспрашиваю я.

- Самый настоящий. Вернее, потомок. Его мать из крепостных была, приз по красоте в Париже получила. А отец подлинный граф, младший отпрыск, правда. После революции пошел работать. Вот теперь сынок, то есть тесть этот самый, говорит, что ему якобы от предков кое-что перепало. На это, видишь ли, все и приобрел. Сам он сейчас пенсионер уже.

- Ну и ну, - улыбаюсь я. - И не подкопаешься. Хитер Гаврилов. С графом породнился. Не всякому такое привалит.