Юрий Кургузов - Возвращение Скорпиона

— Эй! Эй! — как астматик выдохнул я. — Слушай, не надо! Не хочу!..

— Не хочешь?! — изумилась она.

Я затряс башкой:

— Нет… в смысле — хочу, но не хочу здесь!

Ее губы защекотали мое ухо.

— Тогда пойдем в любую из спален, на втором этаже их много…

Но я вдруг выскользнул из ее пьянящих объятий и скакнул в сторону как козёл. Протестующе и, каюсь, совсем не по-мужски вытянул руки:

— Нет, погоди, ты не поняла!

Голос Ларисы вмиг сделался иным.

— И что же это, интересно, я не поняла? Ну объясни.

Я насупился:

— А нечего объяснять. Просто я не хочу… м-м-м… иметь с тобой дело в этом доме!

Она кивнула:

— "В этом доме, в этом доме…" Ага, теперь, кажется, ясно. Значит, в моем доме или, к примеру, где-нибудь в кустах под забором иметь со мной, как ты замечательно выразился, дело можно, а здесь нельзя? Ну что ж, спасибо за откровенность. Большое спасибо!

Я мысленно матюкнулся.

— Да нет же, нет! Послушай, ты говоришь совсем не о том! Просто… просто…

— Просто здесь каждый камень Ленина знает! — распевным речитативом протянула Лариса. — Ой, прости, конечно, не Ленина, а милую и незабвенную Риту. Ну разумеется, разумеется, и как только я могла обнаглеть до такой степени, что вздумала покуситься на святая святых — ее скромное послесупружеское ложе, наверняка не остывшее еще с прошлого года от тепла барахтавшихся на нем ваших с ней молодых и горячих тел!

Я скрипнул зубами.

— Ты мелешь совсем не то!

— Конечно-конечно, — согласилась она. — Не то! Совсем-совсем не то! Разве ж могу я молоть то, когда здесь повсюду незримо витает дух неповторимой и непревзойденной прекрасной Королевы Марго?! А скажи, в этом… как ты называешь, "деле" — она что, неужто лучше меня?

Это мне уже совершенно не понравилось. И вообще, вот-вот пуля невесть откуда прилетит, а мне не хватало еще для полного счастья увязнуть здесь в бабах как в болоте! Твою мать!..

А Лариса всё продолжала:

— … да-да, и что же я, дура, раньше не сообразила! А может, это любовь, мальчик? — Ее бархатный голос точно жалил невидимыми тончайшими иглами и уже откровенно издевался надо мной. — Еще бы-еще бы, — изобретательно продолжала она. — Естественно, ты боишься! Боишься, что в самый неподходящий момент вдруг откроется хрустальная дверь — и на пороге в сиянии света — ОНА! твоя принцесса, твоя любимая, а мы тут, пардон, чёрт-те чем занимаемся…

Я резко повернулся и ушел на кухню. Нащупал в темноте кран и присосался к нему как пиявка. Потом сел на табуретку и закурил. Из гостиной больше не доносилось ни звука. Минут через пять, бросив окурок в раковину, я вернулся к Ларисе.

Она сидела в кресле, сжав руками виски. Я тронул ее за плечо.

— Уйди, — тихо попросила она, не поднимая головы. И еще тише добавила: — Пожалуйста…

Я вздохнул:

— Сейчас. — И тоже тихо добавил: — Спасибо…

Прятаться ночью в кустах, даже и в южных кустах — это занятие, доложу вам, куда ниже среднего. Правда, я захватил из кладовки под задницу какой-то старый бушлат, но все равно: жестко, неловко, а главное — скучно. Сначала я глазел на усыпанное крупными голубоватыми звездами небо, но это занятие скоро надоело — не Коперник же — и я возвратился обратно на грешную землю.

Слушайте, в голову стали от тоски лезть ну просто совершенно идиотские мысли. Помните старую шутку? Вопрос: "Что такое частушка?" Ответ: "Вид народно-поэтического и музыкального творчества, короткая рифмованная песенка, раскрывающая различные стороны бытовой, трудовой и социальной жизни народа. Состоит из двух двустиший, слабо связанных между собой ассоциативной связью. Например: "Как у нашей Маньки в попе позабыли клизму. Призрак бродит по Европе, призрак коммунизму".

Вспомнили?

Гм, извиняюсь, конечно, но вот нечто в этом роде творилось сейчас и у меня в балде. Не в смысле клизмы и коммунизма, а — слабой ассоциативной связи. Нет бы думать о том, как вызволить Маргариту, или что означает тот совершенно неожиданный и просто невероятный презент, который лежал теперь у меня в кармане…

Или же, по большому счету, как вообще улизнуть из этого города, когда все закончится (коли закончится) хотя бы более-менее благополучно.

Ан нет. В мозгу гвоздем засела одна мысль — свинья я, свинья! Корчил из себя морального девственника и в результате ни за что ни про что обидел Ларису!.. Да надо было, скотина, упасть на колени, вымолить прощение, а потом… взять с собой в караул два бушлата и ее самою.

Я почему-то вспомнил вдруг, как лет двадцать с гаком назад, еще до срочной, гулял по ночам по набережной с одной девчонкой… Нет-нет, там не было ничего такого, просто бродили, обнимались да целовались до первых петухов — мне, кажется, семнадцать, ей — пятнадцать или даже четырнадцать. Луна на реке, черные деревья и соловьи…

Гм, помнится, правда, полгода спустя я гулял по той же самой набережной, но уже с другой девчонкой. Мне все еще, кажется, семнадцать, однако ей-то уж точно пятнадцать. Вот только на реке не луна, а лед, и на черных деревьях не соловьи, а вороны. Под ногами снег, кругом сугробы, и — холодно. Но нам наплевать: мы ходим, обнимаемся и целуемся до… страшно вспомнить, первых… автобусов! Мы садимся на конечной в самый первый, старый-престарый "ЛАЗ" и нарезаем круги по только-только пробуждающемуся городу. Сидим на заднем сиденье, прямо над двигателем, и греемся, потому что за ночь, долгую зимнюю ночь, несмотря на все поцелуи, задубели как цуцики. Мы греемся, иногда полудремлем, снова целуемся…

Я гляжу на часы — всё, родители, и мои, и ее, естественно, снова взбешенные, ушли на работу, и можно брести по домам, отсыпаться. И мы выходим из автобуса, целуемся последний раз и бредем — она к себе, я к себе. А школа, спросите вы? Господи, да какая там, к чёрту, школа!

А вот помню еще…

И вдруг за углом послышался шум мотора автомобиля. Самой машины еще не было видно, однако на шоссе уже упали светло-желтые лучи фар. Когда из-за поворота вынырнула вроде бы серая "Волга", я был уже на ногах: ведь ежели предположения Профессора и мои собственные оперативные расчеты верны, а "Волга" — не случайно проезжающая мимо машина, то эти кореша должны тормознуть где-то здесь, у границы Маргаритиного сада. Им вовсе не обязательно пилить к дому, чтобы подложить мне свинью. Либо не свинью, а… В общем, то, что они могут мне подложить.

Так и есть: "Волга" затормозила, и из нее вышли двое — водитель и сидевший рядом. Первый, как назло, погасил фары, и я видел лишь два темных силуэта метрах в десяти — двенадцати от моего укрытия. Шофер что-то тихо сказал не-шоферу, и они повернулись к багажнику.

Как поступить? Догадываясь в принципе, какого рода сюрприз назревает, я думал — что делать?

Конечно, самый простой вариант — стопорнуть этих двоих, дать им по чану: одному посильнее, второму погуманнее, чтоб смог потом говорить, далее проверить содержимое багажника, ну и поболтать напоследок с менее битым.