Виктор Пронин - Остров

Но он не нашел их. Он не знал еще, что таких слов нет.

– Понимаешь, – сказал он, – я... в общем, я люблю тебя.

А Оля будто ждала именно этих слов. Будто они уже были для нее и клятвой, и паролем. Она засмеялась и, подняв руки, обняла его. Коля почувствовал облегчение – закончился еще один неприятный этап. И снова казнясь фальшью, но теперь уже не слов, а действий, он начал расстегивать пуговицы на ее платье, с ужасом думая о том моменте, когда и это останется позади.

– Подожди, я сама...

Коля опустил руки и услышал... беспомощно и опустошенно зашелестело платье.

– Ну, что же ты... Взялся, так помогай...

Услышав этот ее смех, Коля вдруг успокоился. Это был не дневной смех, которым смеются на улицах, за столом, это был ночной смех, наполненный сговором, тайной, их общим грехом. Негромкий смех, которым смеются вовсе не потому, что смешно. Были в этом смехе какие-то ночные правила, которые все, что происходило между ними, делали естественным и закономерным.

Коля засмеялся и с радостным изумлением понял, что у него такой же ночной смех. Значит, и он усвоил эти новые для него правила, значит, все, что он делает, естественно и правильно. Он наполнялся какими-то соками – счастливыми, тревожными, древними и молодыми соками, он лишь сейчас понял цель, ради которой родился, и, достигнув которой, можно умереть.

ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ. Таня лежала, запрокинув голову, и лицо ее при желтом свете свечи казалось застывшим, вся она была неподвижной, только ладони скользили, скользили по животу, словно разговаривая с ним, упрашивая, умоляя о чем-то...

– Что, Таня? Что?! Не слышу! – Борис наклонился к самым ее губам.

– Позови кого-нибудь... Кажется, началось...

Когда Борис распрямился, Кравец со второй полки прямо перед собой увидел его бледное лицо, мигающие ресницы – он увидел перед собой мальчишку, испуганного и беспомощного.

– Побудьте с ней, – сказал Кравец. – Схожу узнаю.

– Что узнаете? – Борис не заметил даже, как перешел на «вы». Раньше, когда он говорил старику «ты», это казалось ему выражением симпатии.

– Может, среди пассажиров есть врач. Вообще-то я на вашем месте давно бы узнал это. Время было. Не знаю, чего вы ждали.

– Как же вы узнаете?

Кравец внимательно посмотрел на Бориса.

– Успокойтесь. Раньше такие вещи вообще без врачей происходили. И, как видите, человечество не вымерло... Природа все предусмотрела на случай, если врача не будет. Ребенок появляется на свет независимо от того, ждет ли его у входа швейцар в белом халате или нет.

– Врач сказал, что через неделю, не раньше...

– Ну, мил-человек, – Кравец развел руками. – Столько волнений... Все-таки с нами в некотором роде случилось чрезвычайное происшествие.

Кравец прошел по коридору, постучал в дверь служебного купе и, не дождавшись ответа, открыл ее. Проводница сидела в какой-то неестественно застывшей позе в углу, а напротив ее – взъерошенный парнишка.

– Извините... Понимаете, девушка...

– Я не девушка.

– Кто же вы?

– Женщина. И еще я проводник. И еще – дура. Хватит?

– Вполне. Видите ли... Там, в пятом купе, как бы это вам сказать...

– Да уж скажите как-нибудь!

– Она... рожает.

– И давно?

– Я не шучу.

– То есть... как рожает?! Да она что, с ума сошла?

– Уж коли вы женщина, – улыбнулся Кравец, – то должны разбираться в этом. Я думаю, надо пройти по вагонам, может, врач найдется...

В коридоре Оля столкнулась с Борисом.

– Знаете, девушка, я подумал... там, в третьем вагоне, цыгане едут... Они ведь рожают где угодно... Знают, как и что...

– Какие цыгане, о чем ты говоришь!

Оля опасливо вошла в купе, приблизилась к Тане, подождала, пока та откроет глаза, положила руку на влажный горячий лоб.

– Температура?

– Нет, это так... Кажется. Есть врач?

– Сейчас, – закивала Оля. – В соседнем вагоне, я знаю, есть...

Когда она выбежала из купе, коридор был уже наполнен пассажирами.

– Что делать? Что делать?! – твердила Оля. – И надо же – в моем вагоне! Нет, чтобы этой Верке подвезло! И все мне, все мне!

– Девушка, – Кравец взял ее за локоть. – Вы успокойтесь. В нашем вагоне врачей нет, мы выяснили. И фельдшеров нет, и санитаров... Пройдите по составу, пусть проводники узнают у своих пассажиров. И через пять минут все будет ясно.

– Да, да, конечно...

Оля протиснулась через забитый коридор, выбежала в тамбур, и в наступившей тишине слышно было, как грохнула наружная дверь. В этот момент все особенно четко, как бы вновь, услышали настойчивый гул ветра.

– Везет тебе, друг, – сказал Сашка.

– Везет, – механически подтвердил Борис. – Дальше некуда.

– Я читал где-то рассказ о том, как один мужик у бабы роды принимал, – Афанасий воодушевился, заметив общее внимание. – Там тоже баба неожиданно рожать стала. Прямо в степи где-то... Лето, правда, было, тепло... И рядом мужик тот оказался, не помню уж, как он с той бабой познакомился...

– А баба-то от него забеременела?

– Да нет, при чем здесь он!

– Сам же говоришь – познакомились... Они ведь познакомились?!

– Да! Они! Познакомились! – кричал Афанасий. – Ну и что?!

– Как что? Рожать ведь начала...

– Перед родами познакомились! Понятно?! Рожать начала баба прямо на дороге, а тут мужик! Понял?!

– Что же она, на обочину не могла сойти? Так прямо и на дороге?

– Дурак! Кто же на дороге рожает! Конечно, сошла на обочину, под куст какой-то... А тут мужик.

– Насильник? – серьезно спросил Иван.

Афанасий бешено посмотрел на него и отвернулся.

– Так вот, – начал он, стараясь успокоиться. – Смотрит мужик, а баба-то рожает... Да, да, рожает, – повторил Афанасий, видя, что кто-то опять собирается перебить его. – И ничего тому мужику не оставалось, как принять в этом деле самое, можно сказать, активное участие. Ему там больше всего с пуповиной пришлось повозиться, никак он ее оборвать не мог... А ножа не было, чтоб перерезать.

– Ну оборвал все-таки?

– Конечно, о том и рассказ. А ты что думал, до сих пор обрывает!

– Как же он оборвал-то ее, пуповину? Она ведь того... жила, – заинтересовался Иван.

– Перегрыз, понял?! Зубами!

– Ну и трепло ты, Афоня, ну трепло!

– Этот парень правильно сказал – цыганок надо пригласить.

– А перед этим спиртом их протереть.

– Ну, со спиртом сейчас нелады, а вот снегом натереть можно бы!

– Какой снег! Какой снег! Они ведь нежные, как кролики! Говорят, они из Индии. Или из Испании.

– Ничего себе нежность – круглый год по Острову кочуют!

– Если пацан родится – машинистом будет.

– А если в шахте, так что, по-твоему, – шахтером ему надо быть?

– А что, в шахте тоже было дело? – удивился Иван.

– Не знаю, может, и было...

– Ну, с кем спорить, что пацан родится? – спросил Сашка.

– А на что спорить-то, на штаны?