Гунар Цирулис - Милый, не спеши!

— Сейчас выясним, чем он занят в данный момент. — Полковник встал и нажал кнопку селектора. — Говорит седьмой, вызываю четырнадцатого. Доложите, что делает Ягодник.

— Стоит в будке автомата, говорит по телефону, — ответил неспешный голос лейтенанта Банковскиса. — Внешних признаков волнения не выказывает, но впечатление такое, что старается кого-то в чем-то убедить. Какой номер он набирал, отсюда различить не удалось, но первой цифрой была пятерка или шестерка.

— Спасибо, конец… Теперь, друзья, сосредоточимся. — Он хотел вновь присоединиться к нам, но не успел еще сесть, как загорелась красная лампочка и секретарша сообщила, что звонит профессор Маркуль.

— Слушаю, Зиедонис… Что-что? Только что тебе звонил гангстер? Рассказывай по порядку, пожалуйста, — и полковник включил подсоединенный к аппарату диктофон.

— По-твоему, это порядок, когда он угрожает всей моей семье? — спросил профессор, показывая, что он еще не утратил способности воспринимать жизненные осложнения с юмором. — Ну, как я уже сказал, позвонил незнакомый человек и потребовал, чтобы я уплатил ему двадцать тысяч — иначе он поступит с моей женой, как с Лигитой Гулбис, а со мной самим — как с тем мальчиком, которого убили в нашем лесу, так сказать эксемпла гратис, что в переводе означает…

— Постой, Зиедонис. Ты положил трубку?

— Думаешь, я не читаю детективы? — не на шутку обиделся профессор. — Беда в том, что в романах все происходит куда глаже, чем в жизни. Вмешалась станция и разъединила, потому что меня вызывал Берлин.

— Черти бы их взяли! — За полчаса Ванадзинь уже вторично вышел за пределы приличий.

— Ясно. — Полковник пережил неудачу более сдержанно. — Что он сказал еще? Да: говорил чисто или с акцентом?

— На чистом латышском — как говорил бы я, если бы ты дал мне хоть слово молвить. Я, конечно, сказал ему, что таких денег у меня нет. Но у него свои представления о доходах академиков. Посоветовал съездить в сберкассу и взять. На своей машине или на такси — все равно. А оттуда ехать прямо на стройплощадку нового цеха нашего завода, экспериментального. Там перебросить портфель с деньгами через забор соседнего особняка, в том месте, где растут кусты смородины.

— За эти деньги он предлагал что-нибудь?

— Естественную смерть в преклонном возрасте. А что можешь предложить ты, Август? Вооруженную охрану до конца моих дней? — В голосе Маркуля прозвучала тревога. — Я ведь успел уже нарушить его категорический запрет обращаться в милицию.

— А что другое тебе оставалось? — ответил полковник уколом на укол. — У таких вымогателей жуткий аппетит. Если завтра он получит двадцать тысяч, то вскорости потребует еще, используя ту же угрозу, а может быть и какую-нибудь другую. Связываться с таким может только слабоумный, ты уж не обижайся, Зиедонис. Как тебе показалось по разговору — не юнец какой-нибудь звонил?

— Скорее пожилой. И, думается, образованный. Говорил кратко и точно, местами вставлял иностранные слова.

— Как и ты сам. Кстати, ты уверен, что голос был незнакомым? Может быть, это просто розыгрыш?

— В каком смысле?

— Ну, допустим, ты являешься с набитым портфелем, а за забором ждет веселая компания и требует, чтобы ты повел их в ресторан.

— Подобный вариант я абсолютно исключаю. Может быть, в твоем кругу такие шутки и являются общепринятой нормой, но…

— Извини. Договоримся так: пока — никому ни слова. Спокойно жди моего звонка. Слышишь — без малейшего волнения!

— Ты тоже можешь не волноваться. — Профессор не остался в долгу. — В особенности потому, что после строительных увлечений Кларисы я и двадцати сотенных не наскребу, что уж говорить о тысячах.

Ощущение того, что мы приближаемся к развязке, на каждого из нас подействовало по-разному. У меня, например, чесались руки схватить меч и разрубить узел, стягивающийся вокруг горла новой жертвы. Ванадзинь извлек из «дипломата» записи, сделанные при допросе Крума, и принялся их перечитывать, пытаясь, видимо, отыскать в ответах намек на предрасположенность Крума к шантажу. Полковник Дрейманис не стал предпринимать ничего. Он бережно положил трубку и остановился у стола, глядя в его полированную поверхность и предостерегающе обращаясь к собственному отражению:

— Милый, не спеши, только не спеши!

Я не сразу понял, что, предупреждая самого себя против необдуманных шагов, он повторяет призыв на заднем стекле той машины, угон которой привел ко множеству осложнений, и в том числе к гибели молодого парня.

Наконец, полковник шевельнулся. Словно не доверяя больше телефону, так редко радовавшему нас добрыми известиями, он отворил дверь и сказал секретарше:

— Попросите майора Козлова!

Я не мог понять, зачем сегодня анализировать в теории то, в чем завтра мы убедимся на практике. Чтобы доказать свою способность аналитика? Чтобы доложить заместителю министра? Чтобы лучше подготовить завтрашнюю засаду? Ни одна из этих причин не казалась мне достаточно убедительной.

— Двух мнений быть не может! — заявил Ванадзинь. — Это Крум! У кого еще столько козырей на руках? Он хорошо знает профессора, знает, как зовут его жену. Все время вертится на даче и в ее окрестностях и разнюхал все, что ему нужно. — Внезапно следователь хлопнул себя по лбу: — Гениально! Это Крум, и только он! Но он не насильник и не убийца. Прожженный жулик, пользующийся ситуацией. О Лигите он узнал там, о Вайваре — от меня. Деньги нужны на свадьбу, на машину, на новую жизнь, как выразился он сам. Почему же не разбогатеть разом? В поселке царит паника, а она — плодородная почва для всяких сорняков и пустоцветов… У него возникает идея, и он звонит профессору на работу. Из первого же автомата. Не откладывая надолго, так как ему ясно, что профессор заплатит — особенно после разговора с женой.

— Столь гениальная мысль могла прийти в голову только вам, — усмехнулся полковник.

— Мошенники обычно — интеллигентные люди и выдающиеся психологи, — отстаивал свою версию Ванадзинь, однако чувствовалось, что первоначальная горячность его улеглась.

— Нам следует опуститься до уровня преступника, а не поднимать ход его мысли до собственных интеллектуальных вершин, — поучительно произнес полковник. — Это, конечно, не исключает участия Крума — но только в начальной стадии.

— Я хотел бы согласиться с товарищем Ванадзинем, — словно вынырнув из-под земли, медленно заговорил Козлов. — Похоже, что я нашел прекрасное объяснение тому, что украденный у Гаврилова автомобиль стоял на Академической улице.

— О чем вы? — не понял полковник.

— О том, что сегодняшний шантаж задуман уже давно. Убийца Гаврилова направлялся к институту Маркуля, собирался оставить машину там, как пугающее наглядное пособие, и тогда уже звонить профессору. Но не хватило бензина, и ему пришлось искать новый способ.