Камилла Лэкберг - Запах соли, крики птиц

Он принялся всхлипывать и хватать ртом воздух, чтобы протолкнуть кислород в казавшееся перетянутым горло. Кто-то дернул за ручку дверцы, и он увидел перекошенное от ужаса лицо женщины. Двигалась она как-то странно, покачиваясь, и он с изумлением почувствовал запах другой женщины — той, что сохранилась в его памяти. От ее рта, кожи и одежды шел тот же резкий запах. А мягкий уже исчез. Его вытащили наружу, и он понял, что женщина появилась из второй машины, той, что на них налетела. Женщина обошла вокруг, чтобы вытащить сестру, и он ее тщательно разглядел. Ее лица он никогда не забудет.

Потом посыпались вопросы. И такие странные.

Их спросили: «Откуда вы?» Они ответили: «Из лесу» — и не поняли, почему ответ вызвал на лицах такую растерянность. «Хорошо, но откуда вы взялись до того, как оказались в доме в лесу?» Они удивленно смотрели на спрашивавших, не понимая, что же те хотят узнать. «Из лесу», — только и могли они ответить. Конечно, иногда он думал об ощущении соли и о кричащих птицах. Но ни о чем таком не сказал. Ведь единственным, что он на самом деле знал, был лес.

О годах, последовавших за вопросами, он, как правило, старался не думать. Знай он, каким холодным и злым окажется внешний мир, он ни за что не стал бы упрашивать ее взять их за пределы леса. Он бы с радостью остался в маленьком домике, вместе с ней и сестрой, в их мире, задним числом казавшемся столь прекрасным. При сравнении. А так ему пришлось жить с чувством вины. Ведь причиной случившегося стал он. Он не поверил в то, что является неудачником, что притягивает несчастье к себе и другим. Поэтому вина за мертвый взгляд ее глаз лежала на нем.

В последующие годы единственной поддержкой ему была сестра. Они совместными усилиями противостояли всем тем, кто пытался сломить их, сделать такими же отвратительными, как окружающий мир. Но они были другими. Вместе они были другими. Во мраке ночи они всегда находили утешение, и им удавалось забыть об ужасах дня. Его кожа вплотную к ее. Ее дыхание, слитое с его.

И в конце концов он нашел способ разделить вину. И сестра всегда оказывала ему помощь. Всегда вместе. Всегда. Вместе.

По церкви разнеслись первые такты свадебного марша Мендельсона. Патрик почувствовал, что у него пересохло во рту. Он взглянул на стоящую рядом Эрику и поборол просившиеся наружу слезы. Всему есть предел — нельзя же идти к алтарю, рыдая. Просто он был безумно счастлив. Патрик сжал руку Эрики и получил в ответ широкую улыбку.

У него не укладывалось в голове: она так красива и стоит рядом с ним. На секунду перед глазами всплыла его первая свадьба, когда он женился на Карин, но воспоминание столь же молниеносно исчезло. Что до него, так этот раз — первый. Настоящий. Все остальное было только генеральной репетицией, окольным путем, подготовкой к тому, чтобы пойти к алтарю с Эрикой и пообещать любить ее в горе и в радости, пока смерть не разлучит их.

Двери церкви отворились, они медленно двинулись вперед, а органист продолжал играть, и все обернули к ним улыбающиеся лица. Патрик снова взглянул на Эрику, и его собственная улыбка стала еще шире. Платье простого покроя со скромной белой вышивкой на белом фоне смотрелось на Эрике изумительно. Волосы были убраны в свободную прическу, с выпущенными кое-где локонами, и украшены белыми цветами, в ушах сверкали простые жемчужные серьги. Она была потрясающе красива. У Патрика на глаза вновь навернулись слезы, но он усиленно заморгал, не давая им вырваться наружу. Он не расплачется, и точка!

На церковных скамьях они увидели друзей и родственников. Тут присутствовали все его коллеги, даже Мельберг втиснулся в костюм и чуть более искусно уложил волосы. Они с Йостой оба пришли без сопровождения, Мартин же — шафер Патрика — привел с собой Пию, а Анника — Леннарта. Патрику было приятно их видеть, всех вместе.

Позавчера все это казалось ему неосуществимым. Увидев, как Ханна с Ларсом исчезают под водой, он так расстроился и ощутил такую сильную усталость, что мысль о близкой свадьбе представлялась ему невероятной. Но потом он приехал домой, Эрика уложила его в постель, и он проспал целые сутки. И когда Эрика осторожно рассказала ему о том, что им оплатили номер и ужин в гранд-отеле, и спросила, есть ли у него желание этим воспользоваться, он почувствовал, что именно это ему необходимо. Пообщаться с Эрикой, вкусно поесть, поспать, прижавшись к ней, и хорошенько выговориться.

В результате сегодня он чувствовал себя более чем готовым. Все черное, злое казалось далеким, отсеченным от такого места, как это. От такого дня, как этот.

Они подошли к алтарю, и церемония началась. Харальд говорил о любви, терпеливой и нежной, о Майе, о том, как Патрик с Эрикой нашли друг друга. Ему удалось подобрать очень точные слова, чтобы описать их обоих и то, как им видится совместная жизнь.

Майя, услышавшая свое имя, решила, что больше не желает сидеть на коленях у бабушки, а хочет к маме с папой, которые по какой-то непонятной причине стоят в этом странном доме далеко впереди, да еще в очень странной одежде. Кристина немного поборолась, пытаясь заставить Майю сидеть спокойно, но после кивка Патрика опустила ее в проход и предоставила возможность ползти вперед. Патрик поднял дочку и надевал Эрике на палец кольцо, держа Майю на руках. Когда они наконец поцеловались, впервые как муж и жена, Майя со смехом уткнулась носом в их лица, радуясь такой веселой игре. В этот миг Патрик почувствовал себя самым богатым человеком на свете. Слезы вновь подступили, и на этот раз ему не удалось их сдержать. Он притворился, что возится с Майей, чтобы попытаться потихоньку вытереть глаза о ее платьице, но быстро понял, что хитрость не удалась. И наплевать. Если когда родилась Майя, он плакал в три ручья, то уж, наверное, он может позволить себе такое и на собственной свадьбе.

Пока они медленно шли по проходу в обратном направлении, Майя сидела на руках у Мартина. Дождавшись в боковом помещении, чтобы все покинули церковь, Патрик с Эрикой вышли на лестницу, после чего их забросали рисом, фотоаппараты защелкали и засверкали вспышками. Снова подступили слезы, и больше Патрик не сопротивлялся.

Выбившаяся из сил Эрика дала ногам немного отдохнуть и пошевелила пальцами, милосердно высвобожденными из белых туфель на высоком каблуке. Черт, до чего же у нее болели ноги. Но она была безумно довольна. Венчание прошло великолепно. Ужин в гостинице удался на славу, торжественных речей было как раз в меру. Больше всего ее растрогала речь, произнесенная Анной. Сестре приходилось несколько раз прерываться, потому что у нее обрывался голос и начинали течь слезы. Она долго рассказывала, как сильно и за что именно она любит старшую сестру, перемежая серьезные слова маленькими забавными историями из их детства. Потом она кратко коснулась тяжелого периода жизни и в заключение сказала, что Эрика всегда была ей сестрой и матерью, а теперь стала еще и лучшим другом. Эти слова тронули Эрику до глубины души, и ей пришлось вытирать глаза салфеткой.