Джек Кертис - Банджо

- Не буди меня... неужели это правда... это слишком роскошный сон... надо проснуться... я сейчас проснусь... и увижу какую-нибудь пузатую вонючку... какой сладостный сон... сладостный как мой порошочек... сладостный... Гэс, Гэс, не буди меня...

Гэс слушал, но не слышал; исполненный блаженной истомы, он находился в полузабытьи; все тревоги внешнего мира отступили куда-то в сторону, весь мир уже казался чем-то невозможно далеким. И в том мире он был не более чем странником, который вот только теперь вернулся домой.

- Любовь моя, - прошептал он, - любовь моя.

- Как так получилось, что ты обратил на меня внимание? Почему ты захотел быть со мной?

- Так получилось - и все. Я просто увидел тебя и понял, что ты - моя, а я - твой.

- Интересно, долго ли ты сможешь мне такое говорить?

- Еще каких-нибудь тысячу лет, - сказал Гэс.

- Я никак не могу понять... Я не заслуживаю всего этого... - начала говорить Бесси, а потом перешла на пение:

- Пою я блюз сегодня,

И слаще меда он,

В заоблачные выси

Унес бокалов звон...

- Знаешь, у тебя такой удивительный... замечательный голос... Я такого никогда раньше не слышал, - сказал Гэс. - Когда я слышу, как ты поешь, я все время вспоминаю птиц в лесу, мне слышится, как растет трава, кукуруза... я мог бы слушать тебя ночь... Тебе нужно петь на сцене.

- Да, но беда в том, что как только я выбираюсь на сцену, хотят не только услышать мое пение, но и... А это все сразу убивает.

- Нет, нет, все, никто больше к моей девочке не прикоснется! Но если ты просто захочешь петь со сцены - то пожалуйста.

- Не знаю... Почему я должна для кого-то петь?.. Ой, Гэс, я так люблю тебя... но ты знаешь, как много грязи кругом, кругом все норовят сделать больно, больно, кругом, куда не сунешься, а я была еще такой маленькой, такой хорошенькой...

- Все у нас будет по-новому, - сказал Гэс. - А разве ты еще не молодая? И разве не хорошенькая? Ты моя египетская принцесса! Клеопатра!

И Бесси снова начинала петь.

- О, как я счастлива, счастлива, счастлива...

О, как все сладостно, сладостно, сладостно...

О, я просто в раю, я просто в раю, я просто в раю...

На ужин Гэс заказал все, на что у него хватило воображения: и устрицы, и запеченную утку, и всяческие мясные ассорти, и клубнику, и вишни в ликере, и торт...

Ужин им подавали на застекленной веранде их коттеджа; вечер быстро превращался в ночь, вставала полная луна. Пожилые официанты в ливреях бесшумно подвозили тележки с верхом из красного дерева, заставленными блюдами с серебряными крышками, увозили пустые тарелки и привозили новые блюда. Один из старших официантов, седой, величественный, в красном сюртуке, стоял в двух шагах от стола, молчаливо следил за тем, чтобы все происходило должным образом, и позволял себе лишь наливать нужное вино в нужный момент.

Потом они, держась за руки, освещенные лунным светом, гуляли по лугу с подстриженной травой; время от времени Бесси выдергивала свою руку из руки Гэса и начинала кружиться, вздымая руки к небу, похожая на какое-то неземное создание; ее плиссированная юбка разлеталась широким кругом. Потом она бросалась на грудь Гэсу, обнимала его, нежно целовала, и они возобновляли свою неспешную прогулку. Он говорил: "Спой мне еще!". И она пела, изливая чувства из самой глубины сердца.

- Как давно, давно, давно, давно, давно, давно

Не видела я улыбки,

А теперь мне все равно, равно, равно, равно,

Готова я идти под пытки...

Они вернулись в коттедж только тогда, когда их начал одолевать сон. Погрузились в невероятно легкие, воздушные перины; тела их слились - мед и молоко, изящество и сила. Такие ночи Бог дарует редко, и они наслаждались каждой дарованной им минутой. Они отдались очарованию блаженства, обласканные бархатной чернотой, прикрытые одеялом лунного сияния.

Проснулись они поздно, лениво выпили кофе и, сидя на веранде, стали нежиться на солнце. Сквозь истому до Гэса донесся звонок телефона.

- Гэс Гилпин?

- Слушаю, - неохотно ответил Гэс.

- Похоже, эта черномазая шлюха из тебя все выкачала.

- Попридержи язык, а? И вообще, кто это говорит?

- Эйс К. Гетц, - ответил голос в трубке, явно позабавленный реакцией Гэса. - Ты что, не любишь, когда вещи называют своими именами? Ты любишь черненьких? Ну и прекрасно! Но все равно, как ни называй, черная жопа - это черная жопа.

- Брось это. Давай о деле.

- Ладно, но все равно - черномазые, они и есть черномазые. Но это так, не по делу. Надо встретиться.

- Хорошо, - с трудом проговорил Гэс, чувствуя, как его начинает душить гнев. А ведь он приехал сюда, чтобы встретиться именно с этим человеком!

- Встретимся в баре, около полудня. И приводи свою чернокожую красавицу.

- Буду в полдень, - сказал Гэс и повесил трубку.

- Кто это звонил? - спросила Бесси.

- Гетц. Ну это, как тебе сказать... - попытался объяснить Гэс. Большой человек в Сент-Луисе и Сент-Джо. Мистер Фитцджеральд платит Гетцу, а Гетц платит мистеру Пендергасту, и каждый занимается своим делом, и никто никому не мешает.

- А кому платит Гэс Гилпин?

- Никому. Платят мне, за мою работу. Но я остаюсь сам по себе, ни от кого не завишу, просто себе мистер Гилпин.

- И как долго ты думаешь ни от кого не зависеть?

- Посмотрим. Постараюсь, чтобы так было всегда.

- Это очень сложно, Гэс, - сказала Бесси. - На самом дне я уже была. Наверху еще не освоилась.

- Принцесса Клео, мы сейчас пойдем, встретим этого Гетца, передадим ему кое-что, засвидетельствуем почтение правителю Сент-Луиса, а потом тут же поскачем назад, сюда, идет?

Бесси улыбнулась. Она была рада, что ему удалось подавить свой гнев, причину которого он не объяснил. А теперь, когда Гэс успокоился, и объяснять было не нужно. Да ей и не хотелось, чтобы он объяснял.

Но прежде чем отправиться на встречу с Гетцем, он занялся своими "кольтами". Все тщательно проверил, все ли гладко работает; потом взвел курки: оружие было готово к стрельбе.

- Не волнуйся, все будет хорошо, - сказал Гэс Бесси. - Веди себя как моя жена, как моя нога, ну, что угодно, лишь бы ты помнила - ты принадлежишь только мне, а я о тебе позабочусь. Ладно?

- Гэс, - ответила она тихо, - может, мне лучше остаться здесь? Я вовсе не настаиваю на том, чтобы идти с тобой.

- Нет, пойдем вместе, принцесса. Я хочу перед всеми похвастаться. Пускай видят, какая ты у меня красавица!

Гэс решил про себя, что в пререкания он вступать не будет, но если надо - пустит в дело кулаки. Или оружие. К тому времени, когда они подошли к центральному белому зданию гостиницы, лицо Гэса приобрело очень жесткое, даже свирепое выражение. И он стал похож на медведя гризли, который чем-то очень раздражен. Руки он держал неплотно сжатыми в кулаки, готовыми сжаться крепче и в любую секунду обрушить свой огромный вес на любого обидчика.