Андраш Беркеши - Современный венгерский детектив

— Погоди-ка. Если считать точно, то эти четыре случая произошли с ней за двадцать лет.

— Выходит, один случай в пять лет?

— Выходит, так.

— А не думаешь ли ты, что сама пречистая дева Мария за такой срок нагрешила бы куда больше?

— Пожалуй.

Других вопросов не последовало. Все трое молчали, углубившись в размышления по поводу всего происшедшего. Затем Гудулич вдруг вспомнил о том, что говорил Кёвешу наедине, без Буриана.

— Мне очень бы хотелось, Руди, чтобы мои слова были приняты во внимание при официальном расследовании.

— Все будет принято во внимание, Геза. Все и в свое время.

— Благодарю,— с облегчением вздохнул Гудулич.

— С этим погоди, еще успеешь.

— Я полагаю, товарищ майор,— сказал Буриан не слишком вежливо, но твердо,— настало время заводить уголовное дело, учитывая, что праздник кончился.

— Да,— подтвердил майор Кёвеш, игравший очками на столе и казавшийся погруженным в свои мысли.— Вот что, старший лейтенант! Отправьте-ка в Будапешт

срочную телеграмму. Текст такой: «По подозрению в убийстве просим арестовать…» Как зовут девушку?

— Эмилия Тёре,— прошептал Гудулич в полной растерянности.

— Так, продолжайте: «…арестовать Эмилию Тёре».

— Говорите, тетушка Дите p. Я слушаю вас.

Официальное следствие началось. Предстояло окунуться в море формальностей, или, как выражаются иначе, совершить обычную следственную процедуру. И Буриан окунулся в эту работу с самого утра.

Во второй половине дня, когда уже отзвонили к вечерне, в участке появилась тетушка Дитер.

— Дитер? Кто такая?

— Та, что работала вместе с Анной Тёре.

— Пропустите!

Перед Бурианом сидела худая, плоская как доска, увядшая женщина.

— Не пугайтесь, гражданка Дитер, я буду допрашивать вас в качестве свидетеля по делу Анны Тёре.

— Жаль, что все так случилось, очень жаль. Бедняжка, она заслуживала совсем другой судьбы.

— Вы состояли с ней в дружеских отношениях?

— Как прикажете понимать?

— Не знаю, как еще выразиться. Вы были ее подругой, не так ли?

— Так, так. Были, как вы сказали, подругами.

— Но не всегда?

— Что правда, то правда. В девушках мы ее не любили. Слишком уж была гордая. А чего добилась? На балах всегда собирала вокруг себя всех парней. А нам оставалось только семечки лузгать. Ей казалось, что музыка играет только для нее одной.

— И она всегда танцевала?

— Всегда! А мы, остальные девушки, стенки в это время подпирали. Все парни, сукины сыны, заранее сговаривались, кому после кого ее приглашать. Всех их с ума сводила эта Анна.

Буриан слушал, не прерывая.

— Эко я разболталась! Извините, товарищ. Говорю да говорю и даже не знаю, может, чепуху всякую. Наверно, это вам совсем не интересно, а вы меня не останавливаете только потому, чтобы не обидеть?

— Говорите, говорите, гражданка Дитер. Я слушаю вас.

— Так что говорить-то? Вот я, к примеру, когда в прошлом году весной Анна подала заявление в кооператив, была против. Выступала даже! Нет ей места среди нас, говорила. Председатель потом меня вызывал. Я ему все свои обиды и выложила как на духу, без утайки.

— Ну, хватит, Дитер! — оборвал меня тогда Гудулич.— На винограднике работать некому, а вы мне тут про девичьи обиды толкуете!

— Ладно,— говорю,— пусть мы ее примем. А кто с ней рядом работать будет? Да никто!

— Послушайте теперь меня, Дитер,— сказал председатель.— Вот у вас семеро детей, и все живы-здоровы.

— Слава богу, хоть гвоздями их корми, все перемелют!

— Вы многодетная мать, всеми уважаемая женщина. И в школе учились вместе с Анной. Так?

— Так, отрицать не стану.

— Вы ведь не завидуете судьбе детишек Анны Тёре? Верно?

— Верно. Чему уж там завидовать-то, господи!

— Значит, вы с ней не в ссоре. Когда встречаетесь на улице, здороваетесь?

— Гм…

— Кто из вас первый здоровается при встрече?

— Она. Она всегда здоровается.

— Ну а вы? Вы отвечаете ей?

— Конечно. Мы же с ней не в ссоре.

— Только вы на нее в обиде?

— Я? За что же?

— За то, что… там, на балу, парни только с ней танцевали?

— Это, конечно, так. Но когда музыка кончала играть, Анна всегда возвращалась ко мне. Мы с ней и в школу всегда вместе ходили.

— Ну а как насчет парней? На вашу долю тоже доставалось?

— Нет, парни доставались только ей, потому что она была намного красивее всех нас. Но я на нее не сердилась, только обидно было, что она красивее нас.

— Ну а потом?

— Потом? Когда она вернулась домой беременная вторым ребенком, я остановила ее на улице и говорю: «Аннушка ты Аннушка! Как же это ты, бедная?…» Она даже не стала со мной разговаривать. Рассердилась и пошла прочь.

— Рассердилась? Она рассердилась?

— Она. За то, что я, видите ли, посмела ее бедняжкой назвать…

— Как вас девушкой звали, Дитер?

— Юлия. Урожденная Юлианна Портёрё.

— Красивое имя — Юлианна. Как у жены председателя.

Женщине было приятно от этой похвалы.

— А обычно меня звали тогда просто Юлишкой.

— Так, значит, Юлишка. Хочу я у вас еще кое о чем спросить.

— Пожалуйста.

— Скажите, эта ваша подруга, бедняжка Анна, какая она была? Увидит, к примеру, мужчину и уже глазами зыркает? Или, простите, как говорят, хвостом крутит, на любовь напрашивается?

— Нет, почему вы так решили?

— Я ничего не решил. Я только спрашиваю, такой ли был у нее характер? К примеру, еще в пору девичества.

— Ничего подобного. Совсем, даже наоборот.

— А потом, позднее?… Когда появились дети? Первый, второй, третий?

— И потом. Даже еще строже стала. Сколько раз она мне жаловалась, что мужики ей проходу не дают. И не, только Давид Шайго, но и другие. Недавно прибежала ко мне под вечер. Ливень как из ведра, а она ко мне: «Юлишка, дорогая, помоги мне, не знаю, что делать…»

Дитер все говорила и говорила не переставая, а Буриан слушал, переспрашивал и кивал головой даже тогда, когда и кивать-то было незачем.

Солнце клонилось к закату, и Дитер уже три раза порывалась уходить, но лейтенант всякий раз ее удерживал, возвращая в кресло. Теперь ему захотелось выяснить, какой была Анна Тёре после окончания школы, до тех самых пор, пока…

— А глаза у нее всегда были такие печальные?

— Нет, что вы! Это только теперь, за последнее время. Раньше, бывало, где смех да шутки, там и Анна.

— А вот взгляд? Казалось, она все время смотрит куда-то вдаль. И раньше так бывало?

— Это и раньше было. Глаза у нее всегда блестели, и в то же время как будто смотрели куда-то далеко-далеко. А куда?

— Мм-да. Что вы еще о ней знаете, тетушка Дитер?

— Я-то? Еще многое. Спрашивайте, буду отвечать.

— Что вы знаете о ее детях?

— О детях?

— Да. Например, о младшей, об Идуке? Рассказывала