Марина Серова - На брудершафт со смертью

– Чай? Кофе? А может, чего-нибудь посерьезнее? У меня есть фаршированные перцы, можем приготовить курицу-гриль – это не займет много времени, – предлагала блюда, одно вкуснее другого, гостеприимная хозяйка.

– Спасибо, я действительно проголодалась, но для меня сейчас главное – наш разговор, поэтому что угодно, только попроще и побыстрее, – попросила я.

Софья достала из холодильника изящную кастрюльку и поставила на плиту.

– Тогда фаршированные перцы, – безапелляционно заявила она и уселась напротив. – Ну вот, теперь можно и поговорить. Татьяна, вы курите? – Она пододвинула ко мне пачку сигарет «Мальборо».

Мне действительно очень хотелось курить. День сегодня был полон потрясений, а преодолевать нервные перегрузки мне обычно помогает выкуренная сигарета. Но, общаясь с ребенком, невольно приходилось сдерживаться. Сейчас, сидя в уютной кухне, мне хотелось хоть ненадолго расслабиться.

– Да, не откажусь.

Мы прикурили от изящной зажигалки, но если я, затянувшись, сразу успокоилась, то Софья продолжала заметно нервничать. Ее тонкие холеные пальчики, держащие сигарету, слегка подрагивали от волнения.

– Татьяна, что же все-таки конкретно вас интересует и почему вы полагаете, что я вам что-то расскажу? – обратилась она ко мне.

– Ну что ж, нет так нет! Тогда кое-что поведаю я, а уж вы решайте, стоит ли говорить со мной на эту тему. Знаете, Софья, у меня, к сожалению, слишком мало источников информации об этом человеке, поэтому я и обратилась к вам. Он ведь друг семьи?

– Вы имеете в виду Бориса Леонидовича?

– Да, его, а в связи с чем я им интересуюсь, поймете, выслушав меня. Я хоть и мало вас знаю, но почему-то уверена в вашей порядочности и искренности.

– Ну, спасибо, – улыбнулась моя собеседница и стала раскладывать на тарелочки аппетитные перцы.

– Дело в том, что мне сейчас приходится быть осторожной, – продолжила я, – есть основание считать, что на меня началась охота.

– В каком смысле?

– В прямом. Поэтому я и приехала с ребенком к вам, а не домой, как первоначально собиралась.

– Все равно я не понимаю, объясните, пожалуйста, мне никогда не нравились задачи с несколькими неизвестными.

Телефонный звонок прервал наш разговор. Софья подняла трубку. Я знаками показала ей, что меня нет.

– Алло... Нет. А она больше на сотовый тебе не звонила? Альберт, подожди еще, может, подъедет... А ты ничего не перепутал, она сказала, что привезет ребенка к себе домой? Я уже волнуюсь... Ну подожди еще, может, подъедет...

Молодец! Все сделала как надо.

Она положила трубку и обратилась ко мне:

– Татьяна, я схожу посмотрю, как там Левушка.

После трехминутного отсутствия Софья вернулась и села напротив.

– Он спит. Наконец-то мы сможем спокойно поговорить. Теперь я жду обещанного рассказа, нам никто не помешает. Муж, как вы, наверно, поняли, ждет вас около вашего дома. А с ним, кстати, и Борис Леонидович.

Мысленно я поаплодировала себе: мои предположения подтвердились.

Я начала свое повествование о событиях последних двух дней, исключив, разумеется, из него свои авантюрные действия, в частности, и финт с ее медицинской карточкой, проникновение в кабинет Бориса Леонидовича. Не рассказывала я и о «жучках», «клопах», подслушанных мною разговорах, о содержательной беседе с Гу, поэтому моя собеседница, многое принимая за догадки и домыслы, слушала с недоверием. Когда я дошла до смерти Натальи, она побледнела и воскликнула:

– Этого не может быть! Это ваша бурная фантазия! Плод воображения!

– Добавьте еще: больного воображения. Мне бы очень хотелось, чтобы это было именно так... Но, если вы мне не верите... Мы можем с вами обзвонить городские морги и узнать, поступила ли к ним женщина, убитая два часа назад, с приметами, которые я вам сейчас назову...

– Не надо... Я вам верю... – поникнув, прошептала Софья.

– И последнее, – продолжила я свое грустное повествование. – Когда я подъезжала к своему дому, чтобы передать Левушку Альберту Львовичу, возле моего подъезда стояла вишневая «девятка» с номером Е-666-ТА. Вам этот номер знаком?

– Да, это машина Бориса. Татьяна, все настолько невероятно! Мне трудно в это поверить. Зачем вы ему нужны?

– В том-то и дело, что я ему не нужна, более того, он уверен, что я для него представляю потенциальную опасность. Если мои предположения верны, а у меня, кроме догадок, есть еще и факты, то Борис Леонидович замешан в чудовищном криминале. Я больше чем уверена, что он занимается торговлей детьми, да и смерть Натальи на его совести. Но все это надо еще доказать, поэтому мне необходимо знать об этом человеке как можно больше.

– Татьяна, я боюсь, но не за себя. – Софья опять нервно закурила, поднялась из-за стола и стала взволнованно ходить по кухне. – Я боюсь потерять Левушку. А в нем сейчас смысл моего существования, если хотите, благополучие нашего брака. Если разоблачат Бориса Леонидовича, могут выйти и на нас: как бы там ни было, а усыновление было незаконное...

– Думаю, вам бояться нечего. Вашему «благодетелю» лишний эпизод своей бурной деятельности вспоминать ни к чему, а больше прав предъявлять на ребенка никто не будет. Но вы должны понять: случай с Левушкой – это частный случай, ребенок по блату, так сказать, а для каких целей продаются другие дети...

– Да... По блату... А вы хоть представляете, сколько стоил нам этот блат? Хотя, – поспешно добавила она, – это не имеет значения. Я безумно люблю Левушку, тем более зная, что это кровиночка Альберта.

Теперь я чуть не лишилась дара речи, поэтому лишь растерянно пролепетала:

– Софья, вы знаете, что это ребенок Альберта Львовича? Он сам сказал вам об этом?

– Нет, и не хочу, чтобы муж даже догадывался о моей осведомленности. У каждого человека есть своя тайна. Есть она и у меня. А информация эта все от того же Бориса Леонидовича, и она оплачена не только деньгами, но и моими слезами. Но это сейчас тоже не важно. Так чем я могу вам помочь?

– Расскажите все, что вам известно о Борисе Леонидовиче.

– Татьяна, хочу вас сразу предупредить, что ни о каких делах Бориса я не знаю, кроме как о нашем, как вы выразились, частном случае. Но своим субъективным мнением я могу поделиться. Альберт и Борис знакомы со школы. Их дружбу я никогда не одобряла. Борис – очень скользкий человек. Одно то, что он очень настойчиво пытался флиртовать со мной за спиной друга, говорит о многом. Мне даже вспоминать об этом неприятно. А Альберт – он честный и порядочный, он интеллигент не по социальному признаку, а по состоянию души. Он не может обидеть человека...

– А Ольга? – напомнила я.

– Да... Эта девочка... Я не хочу оправдывать мужа: по отношению к ней он поступил подло, но где-то в глубине души я его понимаю. Вы не представляете, как он ждал наследника, которого я, к сожалению, ему дать не могла. И я его не виню, потому что у самой, как говорится, «рыльце в пушку». У меня – вторичное бесплодие, последствие первого аборта. Знаете, в жизни есть такой дурацкий подростковый возраст, когда всплески гормонов вытесняют все остальное...