Валентин Черных - Незаконченные воспоминания о детстве шофера междугородного автобуса

Семен отсыпал из пачки несколько штук. Они закурили.

— Себя не обижаешь? — спросил шофер.

— Нет, — сказал Семен. — В случае чего, у меня полный автобус пассажиров и все с табаком.

— И все-таки хорошо жить дома, — вдруг сказал шофер. — Встретились, потолковали, ты меня понимаешь, я тебя понимаю, вот табачком поделились. Я после войны в наших войсках за границей служил. Знаешь, как по родным местам стосковался! Ты давно за баранкой?

— Девять лет. Шесть лет на этом маршруте.

— Почти мастеровой. А я четвертый десяток размениваю. На ГАЗ-АА начинал. Ты таких и не видел, небось.

— На картинках. Давай все-таки помогу.

— Чего тут! Делов на десять минут. Не отстань от графика, — заботливо напомнил шофер.

«Повезло какому-то парню, — подумал Семен о сыне шофера. — Отец вернулся». После войны он еще долго удивлялся, что у других мальчишек были отцы.

— Счастливо, сынок, — сказал шофер. И у Семена запершило в горле от этого слова.

— Счастливо! — Семен пошел к автобусу. Уже отъехав, он услышал длинный, напутствующий гудок МАЗа. Семен дважды коротко нажал на клаксон, чтобы не разбудить пассажиров в автобусе.

Все-таки тяжелая шоферская работа, думал Семен. Он вспомнил, как зимой, когда он ходил на дизельных большегрузах, у него под Челябинском полетели сразу два ската. Мороз был больше сорока. Он менял скаты, залезая греться в кабину через каждые пять минут, и все-таки обморозил пальцы. Потом у него заклинило мотор, и он всю ночь бегал вокруг грузовика, чтобы не замерзнуть, машины пошли только утром, и его отвезли в больницу. Но было больше приятного. Несколько лет он перегонял заказчикам машины с автозавода. Иногда он останавливался в городе, в котором раньше никогда не был, ходил в местный музей, на базар, в кинотеатр. Если ему хотелось спать, он съезжал с дороги и ложился в кузове на брезенте. Он любил ездить ночью. Не было пыли, клаксонов обгоняющих машин, велосипедистов, подвод, свистков милиционеров, школьников, поднятых рук пешеходов с вечной просьбой подвезти. Ночью воздух всегда был отфильтрованно-чистый и свежий, без примесей пыли и бензиновой гари, ночью долго не приходило утомление. Летом, когда нагретые запахи асфальта, железа и пыли заполняли комнату, ему всегда хотелось, чтобы быстрее наступило время рейса.

— Через полчаса выхожу, — сказал лейтенант.

— Счастливо отдохнуть, — пожелал Семен.

— Спасибо, — сказал лейтенант. — Отдыха не будет. Надо дом отремонтировать, дров на зиму для матери запасти.

— Послушай, — сказал Семен. — Почему ты не пошел в институт? Не захотел или провалился? Военным-то стал сознательно?

— Пожалуй, сознательно, — подумав, ответит лейтенант. — Профессий, конечно, много хороших, но из деревни в основном идут в три института: в педагогический, сельскохозяйственный и медицинский. Профессии эти твердые, в деревне уважаемые. Я рассуждал так: учитель — он всю жизнь учитель… Вот и буду всю жизнь объяснять. А плюс бэ в кубе. Или врач? Начал рвать зубы, так до пенсии и рвет. У нас в армии — другое дело. Через каждые три года новая звезда на погон. Есть движение вперед: взвод, рота, батальон, полк. И главное, ясно на всю жизнь. К тому же сегодня здесь, завтра там. Люблю перемену обстановки, я ведь из своей деревни до восемнадцати лет никуда не выезжал. Вот сейчас после отпуска поеду на… — лейтенант замолчал, сообразив, что выдает служебную тайну, — в общем, далеко поеду. А вы были военным? Даже, наверное, воевали?

— Нет, что вы. В войну мне было пять лет.

— Простите, — сказал лейтенант. — Вы уже такой…

— Какой? — спросил Семен. — Совсем взрослый?

— В общем, да, — признался лейтенант. — Давно служили?

— Десять лет назад.

— Сейчас все изменилось. Техника. А с техникой всегда интересно. Вот вы шофер, вам же интересно ездить всюду?

— Наверное, интересно, — сказал Семен.

Он взглянул на спидометр. Автобус шел со скоростью девяносто километров. Семену было легко, ему казалось, что он несется сам, как в детстве, когда бежишь и не чувствуешь своего тела, просто бежишь и хочется бежать бесконечно.

Он отметил тот момент, когда появилась настороженность. Еще не осознав, в чем дело, он тут же сбросил скорость. Перебрав всевозможные случаи, которые могли беспокоить, он вспомнил: скоро должен быть железнодорожный переезд. Рядом станция, на которой формируют товарные составы, и переезд часто закрыт, а это всегда портило настроение.

Он обрадовался, когда увидел поднятый шлагбаум.

Автобус качнулся, перевалил насыпь и, набирая скорость, помчался дальше. Он знал, что чувство беспокойства у него сейчас пройдет, но беспокойство не проходило, он подумал, что с этим ощущением он ходит уже несколько дней, достаточно было какого-нибудь толчка, и он об этом начинал думать.

Началось это, когда Приходько-старший сказал ему, что к ним снова заходил инженер. Приходько называл его инженером, потому что тот носил на лацкане пиджака синий институтский ромб со скрещенными молоточками. Из-за этого ромба Семен не считал инженера особенно умным человеком. Умные люди не носят значков, поясняющих их профессиональную принадлежность.

Ему очень хотелось, чтобы инженер оказался несимпатичным, скрягой, трусом или, на крайний случай, больным.

С инженером Наташка познакомилась в своей библиотеке, он готовил кандидатскую диссертацию. Семен видел его несколько раз. Подтянутый, высокий, очень спокойный, он знал, чего хотел. После окончания института поехал работать на Север, собрал материал для диссертации и деньги для кооперативной квартиры.

Вначале Семен хотел ему посоветовать отцепиться, посоветовать очень корректно, но когда его увидел, понял: такому советовать бессмысленно, такие спокойно и интеллигентно не обращают внимания на советы. Инженер приносил цветы и билеты в театр, он не скрывал, что Наташка ему нравится. Когда они встретились у нее дома, инженер не стал придумывать повода, чтобы уйти, они так и просидели вечер втроем, а ушли вдвоем. Инженер не посчитал нужным поддерживать разговор, пока они ехали в метро, и вышел, не протянув руки, кивнув на прощание. Из спортсменов, решил Семен, такие борются до конца.

Те два года, сколько Семен знал Наташку, он был спокоен, считалось, что они поженятся, как только Семен получит квартиру. Приходько-старший никогда и ни о чем не расспрашивал Семена. Когда он приходил, они играли в шахматы и говорили о делах в автопарке, где работали: Приходько механиком, а Семен шофером. И с Наташкой он познакомился, когда она пришла с отцом на какой-то вечер в их парк.

В первый год мать Наташки спрашивала его с планах, думает ли он учиться, ее, наверное, не очень устраивал зять-шофер, и вообще с ее матерью он как-то не сошелся, и теперь она не скрывала, что ей нравится инженер, и, может быть, советовала Наташке переменить пластинку.