Пол Бенджамин - Пропущенный мяч

— Я читаю газеты. Но повторяю: я работаю над делом Чепмэна.

— В сущности, кто вы такой? Чемпион по проигранным делам?

— Я не навешиваю на себя ярлыков. Я просто выполняю свою работу. Пока что моя работа не закончена. Я вам и звоню, чтобы получить информацию.

— Какого рода?

— Конфиденциального характера. Я хочу узнать, собирали ли вы для предвыборной кампании сведения о моральном облике Чепмэна? И если да, то что было обнаружено?

На том конце провода помолчали.

— Большинство журналистов отдали бы правую руку за такой лакомый кусочек. С какой стати я должен говорить об этом с вами, если я не соглашался говорить об этом с ними?

— Потому что журналисту наплевать на все, кроме своей подписи под статьей на первой полосе, и потому что я не собираюсь разглашать доверенную мне информацию. Я действительно хочу разгадать эту тайну, но у меня мало времени.

Снова наступила тишина, и я физически ощутил, как Калахан борется с нерешительностью. Я отхлебнул пива.

— Хорошо, Клейн. Я откроюсь вам, если это необходимо. Мы проводили такое расследование, но только потому что это стало касаться политики. Лет пять-шесть назад никто бы не подумал о подобных вещах. Но вы сами знаете, что происходит сегодня при малейшем намеке на скандал. Политическая партия обязана быть вне подозрений.

— Избавьте меня от предисловий. Я в курсе политической ситуации. Мне достаточно голых фактов.

— Ладно, вот вам факты. Мы узнали, что Джордж оказался в очень опасной ситуации из-за конфликта по поводу контракта с Чарльзом Лайтом, владельцем «Американз».

— Это я знаю. Что-нибудь еще?

— Еще мы узнали, что брак Джорджа на грани распада в самом разгаре избирательной кампании.

— Сейчас уже все в курсе его сердечных дел. Есть нечто такое, что он хотел скрыть любой ценой? Возможно, какое-то преступление или что-то в этом роде, что могло дискредитировать его в глазах общественности.

— Нет, ничего такого мы не обнаружили. Два факта, о которых я сказал, достаточно серьезны для нас. Но мы решили, что в любом случае Джордж своей популярностью сумеет смягчить шок.

— Кто вел расследование?

— Один из служащих агентства Дамплер. Его зовут Уоллис Смарт. Он хорошо работал над этим в течение месяца.

— Вы в самом деле верили, что Джордж победит на выборах, не так ли?

— Скажем так: все произведенные нами опросы показали, что его шансы на победу выше, чем у самого лучшего кандидата республиканской партии. Такого никогда не было. Джордж был чрезвычайно одаренной личностью. Он обладал настоящим инстинктом. Я бы не удивился, если бы в один прекрасный день он занял пост президента.

— Интересно.

— «Интересно», — передразнил он меня. — Это трагедия — вот что это такое, черт меня побери!

Я позвонил в агентство Дамплер и спросил Уоллиса Смарта. Мне ответили — это невозможно, мистер Смарт три недели как ушел из агентства.

— А где его можно найти? — поинтересовался я.

— Он окончательно бросил работу частного детектива, только что получил небольшое наследство и покинул страну. Говорят, он уехал на Гаваи.

Я спросил:

— Остались ли в городе его родные, у которых я мог бы узнать его новый адрес?

Жена и дети мистера Смарта погибли в автомобильной катастрофе десять лет назад. Других родственников у него нет.

Я вытащил из ящика белый лист бумаги и написал на нем большими буквами имя «Уоллис Смарт». Число людей, знавших секрет Чепмэна, увеличилось до трех. Смарт оставил работу под предлогом получения наследства, это означало, что он продал информацию тому, кто смог щедро за нее заплатить. Этим человеком мог быть Чарльз Лайт, например. Если остальные способы будут исчерпаны, я всегда могу броситься на поиски Смарта. Мистер Уоллис Смарт — бывший частный детектив, бывший житель Нью-Йорка, продавец чужих секретов. Мой запасной вариант.

Расправившись со вторым сандвичем, я провел следующие пять минут за увлекательной беседой с очаровательной телефонисткой из Южной Каролины. Она терпеливо помогала мне отыскать название ресторана, который содержал некий Рэнди Фиббс. Место называлось «Дэнди Рэнди». Листая справочник, она расспросила меня о погоде в Нью-Йорке, назвала меня «птенчиком» и сказала, что у меня прекрасное произношение, лучше чем у актеров, которых показывают по телевизору. Судя по голосу, она была такой хорошенькой, что я с трудом оторвался от телефона. А может, это была шестидесятилетняя старушка, разбитая ревматизмом, но какая разница?

Пять лет назад Рэнди Фиббс был стареющим запасным игроком в «Нью-Йорк Американз». Из всей команды он один сумел завязать некое подобие дружеских отношений с Чепмэном. Фиббс почти все время проводил на скамье запасных, но при необходимости мог играть на второй линии в течение одной-двух недель. Во время Уорлд Сериз он принимал участие в трех последних матчах и сделал несколько неплохих ударов. Это позволило ему продолжить спортивную карьеру на один сезон. Это был игрок, движимый страстью, а не талантом, и мне всегда доставляло удовольствие смотреть, как он, раздувая щеки, натягивает перчатку или орет, надсаживая горло, на арбитров, обвиняя тех в мошенничестве. Чепмэн и Фиббс являли собой совершенно немыслимую парочку. Но Фиббс был единственным, кого не смущало то обстоятельство, что Чепмэн был интеллектуалом, закончившим престижный университет, богачом и знаменитостью. Фиббс вышел из круга, где эти вещи не имели ровным счетом никакого значения. Он был простым хорошим парнем, и Чепмэн казался ему таким же.

Он не сразу понял, зачем я звоню. Об убийстве Чепмэна он узнал накануне по телевизору, об аресте Джудит — сегодня по радио. Он отзывался о ней как об очень милой женщине и сказал, что не понимает, зачем ей понадобилось таким образом поступать со стариной Джорджем. Джордж был его хорошим приятелем, и они каждый год посылали друг другу открытки на Рождество.

— Рэнди, я хочу, чтобы вы вспомнили последний сезон Джорджа пять лет назад.

— Хорошо, приятель. Вспоминаю. Тогда Джордж забивал классные мячи!

— Вы были его лучшим другом, Рэнди, и вы можете лучше других рассказать мне то, что нужно.

— Я был не только лучшим его другом, — заявил Фиббс без ложной скромности. — Я был единственным другом Чепмэна. С другими он не сказал и пару слов, как будто ему не очень-то и хотелось быть в команде. Джордж был непростой чувак. С ним было лучше не связываться. Но мы ладили как нельзя лучше. Я думаю, ему нравилась моя манера говорить.

— Отличалось ли в тот год его поведение от обычного? Может, он был чем-то озабочен?

— У Джорджа всегда было что-то на уме, башка у него варила по-настоящему. Он заставлял свои мозги работать больше, чем Эйнштейн и иже с ним.