Пол Бенджамин - Пропущенный мяч

Мы открыли вторую бутылку бордо. Джуди продолжала задавать вопросы, я отвечал. Ее удивило, что я бросил юридическую карьеру ради работы частного детектива. Она не знала никого, кто бы добровольно отказался от предначертанного благополучного будущего. Я попытался объяснить ей причины моего поступка.

— Я споткнулся на старом, как мир, конфликте между законом и справедливостью.

— Не понимаю.

— Разрез между тем, что вам приказывают делать, и тем, что нужно. В детстве, мечтая стать адвокатом, я витал в облаках идеализма. Думал, что буду помогать людям, попавшим в беду, отправлять в тюрьму злодеев, и в конце концов мир станет лучше. Потом я узнал, что профессия адвоката не имеет ничего общего с настоящей справедливостью. Эта игра со своими правилами и условиями, и важно только одно — выиграть. В итоге я осознал, что теряю время и гублю свою жизнь.

— Такие игры не для вас. Большинство людей не может жить, не подстраиваясь под определенную систему. Но вы — вы любите рисковать. Вы находитесь за гранью обычной жизни.

— Пожалуй, вы правы. Но я предпочитаю думать, что это дает мне шанс понимать людей, с которыми мне приходится иметь дело. Часто я вынужден влезать в чужую шкуру, примерять на себя чужие жизни. Если сегодня у меня почти ничего нет, то это потому, что я не хочу ничего терять. Это позволяет мне быть независимым.

— Вы ужасно рискуете. И ради чего? Ради людей, которых едва знаете?

— Они не могут в одиночку справиться со своей бедой.

Джуди замолчала и отвела глаза.

— Вы имеете в виду меня?

— Да, и вас тоже.

— Но что это дает вам?

— Точно не знаю. Наверное, мне это необходимо, чтобы иметь спокойную совесть. Ради этого я просыпаюсь по утрам.

— Значит, для вас это больше чем работа? — спросила она тихо. — По-моему, я начинаю в вас влюбляться, Макс.

Я зажег сигарету, помолчал минуту, затем улыбнулся.

— В вас заговорило вино. Оно ударило вам в голову и заставляет произносить глупости.

— Это говорю я. Я чувствую себя в безопасности рядом с вами. Вы первый человек, который не хочет воспользоваться мной для собственной выгоды.

— Но я извлекаю из вас выгоду. Я использую вас, чтобы продолжать работать над делом Чепмэна. Когда я закончу работу, мы, вероятно, больше не увидимся.

— Если вы так захотите, Макс. Но если вы впустите меня, я никуда не уйду. Вам придется вытолкать меня взашей из вашей квартиры.

— В день нашей первой встречи дверь была открыта, — сказал я. — Боюсь, что ничего не поделаешь. Вы уже вошли.

Время шло, и случилось то, что должно было случиться. Мы не были наивными неопытными детьми, мы просто забыли обо всем, что было с нами до этого. Дрожа от восторга в объятиях друг друга, мы достигли пика блаженства, и это ощущение казалось нам поразительно новым и неизведанным.

Пробило четыре утра. Мы с Джуди лежали в постели и молча курили. Нам было приятно касаться друг друга, расслабляя измученное любовью тело перед сном.

— Я должен тебе кое-что сказать, — начал я. — Возможно, у меня не будет другого случая поговорить на эту тему. Я хочу, чтобы ты узнала об этом от меня.

Она ответила не сразу, боясь нарушить молчание и все испортить. Затушив сигарету, она вытянулась, положив голову мне на плечо.

— Не говори так, Макс, ты меня пугаешь.

— Это не касается нас. Это связано с прошлым. Я наконец раскрыл, что произошло пять лет назад.

И я рассказал ей о Чепмэне, его пари с Контини и подстроенной аварии.

Джуди оказалась странным образом нечувствительна к моему рассказу. Трудно сказать почему. Может быть, она достигла той стадии нервного напряжения, когда ничто уже не может потрясти, или Чепмэн стал так мало значить в ее глазах. Каковы бы ни были мотивы, я не ожидал от нее подобного равнодушия.

— Не будем больше говорить об этом, — сказала она, когда я умолк. — Я хочу говорить только о тебе и обо мне. Джордж мертв, и все, что он вытворял при жизни, не имеет теперь никакого значения. Важно, что мы любим друг друга.

После долгой паузы я произнес:

— И все же мне с трудом верится, что смерть Джорджа не трогает тебя. Тебе нет необходимости скрывать от меня свои переживания, Джуди. Я выслушаю тебя, если ты хочешь выговориться.

— Меня трогает его смерть, но по-своему. Я не могу притворяться, что оплакиваю человека, который завладел моей жизнью десять лет назад. Я знаю, что это звучит ужасно, но в глубине души я рада, что Джордж мертв. Его смерть принесла мне освобождение. Теперь я могу начать жизнь сначала.

— Ирония судьбы в том, что даже после смерти Джордж продолжает навязывать нам свою волю.

— Знаю. Но это временно. Главное, что я теперь верю в себя и верю, что все уладится.

— Я тоже.

— И когда все закончится, я буду любить тебя так сильно, Макс, что мы наверстаем те годы, что прожили зря, не зная друг друга. Я буду готовить еду, шить и вязать, рожу тебе детей и буду заниматься с тобой любовью каждый раз, когда ты посмотришь на меня.

Она говорила так горячо и серьезно, что я не выдержал и рассмеялся.

— Твоя речь совсем не похожа на речь женщины, освобожденной от супружеского ярма.

— Наоборот. Только свободная женщина может выбирать. Нужно быть свободной, чтобы узнать, чего хочешь. Не моя вина, если все, что я хочу — это ты. Я сделала свой выбор. Я хочу, чтобы ты был моим мужчиной.

— Я буду твоим мужчиной, — сказал я. — А ты будешь моей женщиной. Но это не означает, что ты обязана стирать мои носки. Мы пойдем в прачечную мистера Вэй на углу нашей улицы. Он нуждается в постоянной клиентуре.

Через десять минут мы сладко спали. Наши руки и ноги переплелись, и прежде чем провалиться в сон, я подумал, что мы отныне образуем единое целое. Этой ночью нам хотелось верить, что мы не можем существовать по отдельности. Где-то далеко часы пробили пять утра.

Проснулся я в девять тридцать. Вспомнив, где я нахожусь и что произошло ночью, я увидел, что Джуди ушла. Она решила избежать ситуации «а на следующее утро…». Было слишком рано выяснять отношения, и ей нужно было время, чтобы разобраться в себе. В первую минуту ее отсутствие меня огорчило, но потом я понял, что так лучше. Удивительно, что после такой короткой и бурной ночи я чувствовал себя отлично. За последние дни я исчерпал весь запас сил и прикидывал, сколько ударов и бессонных ночей выдержит мое тело, прежде чем сломаться. Мне было тридцать три года, обычно я чувствовал себя на двадцать, но знал, что однажды проснусь и обнаружу, что перешел в «зрелый возраст». Эта неумолимая перспектива пугала меня, я хотел подготовиться к ней заранее.

Я принял душ, натянул джинсы и свитер и приготовил роскошный завтрак — фруктовый сок, взбитые яйца, тосты. Пальчики оближешь! В десять пятнадцать, сидя за столом в гостиной, я смаковал вторую чашку кофе и читал книгу Донна «Благочестие», которую накануне читала Джуди. Я не открывал ее больше десяти лет, и теперь она вновь потрясла меня. Один отрывок произвел на меня особое впечатление: «Во чреве матери мы завернуты в саван, который растет вместе с нами с момента зачатия, и мы входим в этот мир, одетые в саван, так как мы приходим искать могилу». На мой взгляд значило, что все мы ходим под неусыпным оком смерти и нет никакой лазейки, чтобы ее избежать. Выражение «найти свою смерть» не имеет смысла, смерть находится в нас с самого начала. Лазейки нет. Это я понимал. Я перебирал в уме эти мысли, когда раздался звонок в дверь. Я включил интерфон и спросил, кто там. Ответил голос Чипа Контини. Интерфон работал плохо, и я с трудом понимал, что он говорит. Как будто он был за тысячу километров посреди пустыни в разгар бури, как в старом фильме «Король Лир». Я понял одно — он хотел срочно меня видеть.