Иэн Рэнкин - Музыка под занавес

— Мы четверо должны постараться попасть в одну команду, — сказал Тиббет, глядя вслед Ребусу.

Филлида Хейс поинтересовалась, что он имеет в виду.

— Примерно за неделю до Рождества полицейское начальство тоже планирует провести что-то вроде праздничной интеллектуальной викторины. — Тиббет кивнул на экран телевизора. — Вопросы и ответы… Думаю, мы можем претендовать на главный приз, только я не знаю, каким он будет.

— К Рождеству нас останется трое, — напомнила Шивон.

— А как насчет твоего повышения? Есть какие-нибудь новости? — спросила Филлида, но Шивон только покачала головой. — Ну, это понятно… — Хейс вздохнула. — Начальство ужасно не любит распространяться о повышениях, наградах, премиях и тому подобных вещах — вдруг в последний момент что-нибудь случится.

Для Шивон эти слова были все равно что соль, посыпанная щедрой рукой на свежую рану, но возражать она не собиралась, к тому же к столу вернулся Ребус.

— Чем дальше в лес, тем больше дров, — проговорил он, качая головой, и снова сел. — Звонили из Хоуденхолла. По данным последних экспертиз, наш русский поэт имел в течение дня как минимум одно половое сношение. Думаю, они обнаружили на его штанах соответствующие следы.

— Может быть, он осчастливил кого-нибудь в Глазго? — предположила Шивон.

— Может быть, — согласился Ребус.

— А как насчет Федорова и этого… как его… ну, мужика, который записывал его выступление? — предположила Хейс.

— У Федорова была жена, — возразила Шивон.

— Это верно, — согласился Ребус. — С другой стороны, с поэтами ни в чем нельзя быть уверенным до конца. В любом случае с тех пор, как они ели карри, и до момента убийства прошло достаточно много времени… — Шивон и Ребус снова обменялись взглядами.

Тиббет заерзал на стуле.

— Но ведь это могла быть просто… ну, вы понимаете… — Он поперхнулся и покраснел.

— Что именно? — строго уточнила Шивон.

— Ну…

— Мне кажется, Колин имеет в виду мастурбацию, — спокойно пояснила Филлида, и по лицу Тиббета скользнуло выражение, в котором смешивались облегчение, благодарность и неловкость.

— Джон!.. — К их столику незаметно приблизился бармен.

Ребус обернулся.

— Взгляните, мне кажется, вам это будет интересно. — Бармен показал ему развернутую газету — последний, вечерний выпуск «Ивнинг ньюс».

На первой полосе красовался набранный крупными буквами заголовок «НА СМЕРТЬ ПОЭТА» и чуть помельче — «человек, который сумел сказать «нет». Архивное фото запечатлело Александра Федорова на фоне Эдинбургского замка. Шея поэта была обмотана клетчатым шотландским шарфом — по-видимому, снимок был сделан в один из первых дней после его приезда в Эдинбург. Тогда еще никто не мог и предположить, что Федорову остается жить не больше двух месяцев.

— Все тайное становится явным, — сказал Ребус и, взяв предложенную газету, оглядел сидящих за столом коллег. — Кто в курсе, откуда пошло это выражение?..

В отделе уголовного розыска полицейского участка на Гейфилд-сквер витал необычный запах. Отчетливее всего он ощущался в разгар лета, но в этом году не спешил исчезать, даже когда жара отступила. На несколько дней или даже недель он вдруг слабел, но потом заявлял о себе с новой силой.

Сотрудники жаловались, а Шотландская полицейская федерация даже угрожала забастовкой. Несколько раз в здании поднимали полы, чистили канализационные стоки, ставили ловушки на крыс и мышей, но причину странного запаха обнаружить так и не удалось.

— Так пахнет смерть, — говорили по этому поводу ветераны полиции.

Ребус понимал, что они имеют в виду. Время от времени из Лита вылавливали утопленника или в полуразвалившемся одноквартирном доме постройки шестидесятых годов находили разложившийся труп одинокого старика. Для таких даже в морге был выделен отдельный зал. Санитары, обслуживавшие этот зал, ставили на пол радиоприемник, который можно было включить в любой момент. «Отвлекает от вони», — говорили они.

В Гейфилдском участке бороться с запахом можно было, только открыв все окна, отчего температура в помещениях стремительно падала. В такие дни кабинет старшего инспектора уголовного розыска Макрея, отделенный от общей комнаты стеклянной перегородкой, и вовсе напоминал холодильник; впрочем, сегодня Макрей проявил завидную предусмотрительность, притащив из дома в Блэкхолле электрический обогреватель. Ребус где-то слышал, что в Блэкхолле живут самые состоятельные горожане, хотя на первый взгляд этот район, застроенный одноэтажными бунгало, не производил впечатления респектабельного. В том же Баритоне или Нью-Тауне дома и даже квартиры стоили миллионы. Впрочем, возможно, именно этим и объяснялось, что тамошние жители были намного беднее обитателей эдинбургских бунгало.

Воткнув шнур в розетку, Макрей включил обогреватель, однако, поскольку прибор стоял с его стороны стола, большая часть излучаемого им тепла оставалась на его половине кабинета. Вызванные им детективы продолжали отчаянно мерзнуть, а Филлида Хейс непроизвольно придвинулась к столу настолько близко, что казалось — еще немного, и она окажется на коленях у старшего инспектора.

Макрей заметил ее маневры и осклабился.

— Итак!.. — пролаял он, крепко сжимая ладони перед собой жестом, который показался бы умоляющим, если бы не начальственный тон. — Доложите, как продвигается расследование.

Ребус уже открыл рот, чтобы начать, но Макрей, словно предчувствуя неприятности, приказал Тиббету:

— Прикрой дверь, Колин. Побережем тепло для себя.

— Боюсь, тогда нам будет тесновато, сэр, — ответил Тиббет. И действительно — в кабинете, где находились сам Макрей, а также Ребус, Шивон и Филлида, места было настолько мало, что самому Тиббету приходилось стоять в дверях.

— Тогда отправляйся на свое рабочее место, — отрезал Макрей. — Думаю, Филлида вполне в состоянии рассказать о ваших достижениях.

Но подобный расклад Тиббета ни в коем случае не устраивал. Если Шивон повысят, освободится вакансия сержанта, а значит, он и Филлида, оставаясь напарниками, станут соперниками. И, втянув живот, Тиббет кое-как втиснулся в кабинет и закрыл за собой дверь.

— Я слушаю, докладывайте, — повторил Макрей, но тут зазвонил телефон на столе, и он со сдавленным проклятием снял трубку.

Взглянув на него, Ребус невольно задался вопросом, как обстоят дела у босса с давлением. Он и сам не отличался отменным здоровьем, однако у него никогда не бывало такого свекольно-апоплексического лица. Кроме того, волосы на макушке старшего инспектора давно поредели, хотя он и был на два с половиной года моложе Ребуса. Как сказал Ребусу врач на последнем медицинском осмотре: «Вам пока везет, Джон, но любое везение когда-нибудь кончается».