Фредерик Дар - Дама в черной вуали

Поскольку я не тороплюсь давать ему объяснения, он настаивает:

— Так что вы хотели бы мне продать?

— Молчание. В некоторых ситуациях эта субстанция становится на вес золота!

— Я не понимаю...

— Сейчас поймете... Меня зовут Диано...

Я начинаю сложную и очень опасную игру, надеясь на свой инстинкт и самообладание, стараясь казаться как можно естественнее.

— Диано,— шепчет он, не скрывая своего удивления.

— Взломщик секретных сейфов... Это я только что поработал на заводе «Вергаман»!

Замечаю, как начинает дрожать каждый мускул его лица.

— Я не понимаю, о чем вы хотите мне рассказать, и нужно ли мне знать об этом?

— Нужно, Консей, нужно! Это страшная история! Творца ее ждет суровое наказание! Слушайте... Когда два часа назад я открыл пустой сейф на заводе, мне стало плохо... Я почуял подвох... А немного позже этот подонок Грант, знакомый и тебе, решил пристрелить меня. Он подумал, что это удалось ему. Но, к счастью, я на какую-то долю секунды упал на землю раньше, чем просвистела над моей головой смерть... Но Грант просчитался: его не миновала пуля, к сожалению не моя, а оказавшегося рядом полицейского... Правда, накануне я получил от Гранта задаток. Деньги от него получил и сторож завода Бурже... А теперь самое главное... Я остерегался Гранта и поэтому нанял своего друга следить за ним. И ему удалось установить, что вы замешаны в воровстве секретных документов с заводского сейфа.

Рожа Консея перекашивается, сморщивается. Он начинает бледнеть и шумно дышать сквозь плотно стиснутые зубы.

Никогда мой розыгрыш еще не был таким результативным!

Он думает. Он еще думает! И мне кажется, что я присутствую на заседании военного совета. Он анализирует всю полученную от меня информацию, пытаясь тут же разработать стратегию своего поведения. Он взволнован, он в смятении. А это о многом говорит.

И я ему по-дружески советую:

— Самое лучшее, что вам бы следовало сделать, так это заплатить мне, Консей. Иначе я сообщу обо всем фликам, и вы окажетесь в дураках вместе с документами и макетом. Я вам даю, толковый совет, Консей!

И он принимает решение. Но не чек предлагает мне этот темнило, а пулю. Я успеваю броситься на ковер. Пуля лишь слегка портит мою прическу. Изо всех сил толкаю кровать, что отделяет нас друг от друга. Он теряет равновесие, но все-таки остается на ногах. Я вскакиваю с пола. Он стреляет снова: пуля дырявит полу моей куртки. Он уже начинает утомлять меня. Я перекатываюсь через кровать, хватаю его за руку и резко тяну на себя. Мы так сильно сталкиваемся лбами, что некоторое время видим друг друга во множественном числе в виде зажженных свеч... Я бью в живот, от чего Консей складывается вдвое. Я бью еще и еще, исполненный ярости, словно раненый зверь... Точку ставлю ударом в рожу. Консей валится на пол...

Я надеваю наручники и оставляю его в покое на несколько минут. Потом переношу на кровать. Он имеет еще право и на пару моих пощечин, как плату за художественную штопку моей куртки.

— Теперь все, ты можешь немного отдохнуть, парень... Но сначала посмотри вот это,— говорю я, показывая ему свое удостоверение.

Для него это еще один удар, и самый болезненный!

— Что, не ожидал такого поворота событий? Правда я сыграл свою роль превосходно?.. Сейчас следовало бы оформить твои показания...

Он молчит.

Снизу доносится гвалт, шум, грохот.

Это мои доблестные товарищи, привлеченные выстрелами, ломятся в открытую дверь.

* * *

— Ты не ошибся,— спрашивает меня Толстяк,— этот подонок действительно замешан в грязном деле?

Он отвешивает ему пинок, отчего месье Консей покрывается румянцем.

— Расшевели немного этого джентльмена, Берю, у него есть что рассказать нам.

— Если у него есть что рассказать, он обязательно расскажет,— уверяет меня Толстяк.

Пино считает, что мы справимся и вдвоем, поэтому присев на кровать рядом с хозяином, тут же засыпает. Не флик, а самый настоящий сурок!

Консей подавлен. Конечно, не просто осознать то, что жизнь изгажена своими собственными руками.

— Консей, вы вступили в сговор с агентом иностранной разведки, неким Грантом,— начинаю я со стандартной фразы.— Он заплатил вам приличную сумму, чтобы склонить вас работать на него, а именно: передать ему секретные документы вашей новой разработки. ...Вы соглашаетесь. Но понимаете, что подозрения могут лечь на вас, так как вы имеете свободный доступ к документам. Поэтому вы организуете вместе с Грантом этот спектакль с ложным ограблением сейфа. Я говорю вам все это только для того, чтобы вы не отпирались, так как видите, что мне известно многое. Теперь же я хочу задать вам еще один вопрос, на который, я думаю, вы с огромным удовольствием мне ответите.

Я набираю полную грудь воздуха и спрашиваю:

— Где документы и макет?

Он молчит. Сначала они все молчат! Разговорчивыми они становятся только после того, когда начинаешь применять по отношению к ним не очень пристойные методы.

— Тебя спрашивают! — Берюрье отпускает ему еще пару пощечин.

— Я не скажу... Делайте со мной, что хотите...

— Спасибо за согласие. Это очень важно,— говорю я.— Могу только сказать, что нам очень нужно, чтобы вы заговорили! И вы заговорите! И кто знает, может, даже вам и запеть захочется...

— Я сейчас научу его соображать,— обещает мне Толстяк.— Если же он нам сегодня ничего не скажет, то завтра скажут о нем его друзья, явившись в дом с цветами...

— Ты становишься поэтом! — не могу я скрыть восхищения высокопарным стилем своего коллеги.

— Особенно, когда приходится иметь дело с подобной нечистью!

И Здоровило, который сегодня явно в ударе, начинает изливать свою злость так же страстно:

Ты только подумай! Этот главный инженер зарабатывает столько же, сколько и я. А в каких хоромах он живет! Но и этого ему мало! И он продаст Францию, чтобы жить еще лучше! А мы вкалываем днём и ночью и остаемся ни с чем, влачим жалкое существование.

Каждую свою фразу Берю сопровождает ударом, от чего инженер сворачивается в комок и становится похожим на зеленое яблоко.

— Да говори же ты, ж...! — подает голос мой второй коллега, Пинюш, Спящий красавец, проснувшийся по велению долга.

Вот уж действительно, от трагического до комического всего лишь один шаг!

Консей внимает голосу снова уснувшего Пино и начинает говорить:

— Французам не нужны военные самолеты. Их больше интересуют еда, автомобили и любовь... Наше правительство знает об этом, поэтому и поощряет увлечения своих сограждан...

Вы понимаете, что он не тот человек, которому надо было бы прочесть лекцию о патриотизме.

— Поэтому ты, мой подонок, торгуешь достоянием народа?

— Я немало потрудился над этим изобретением. В определенном смысле, оно принадлежит мне, и я вправе распоряжаться им.