Наталия Левитина - Стопроцентная блондинка

– Да уж, – кивнула Мария. – Эти два месяца для меня превратились в сущий ад…

Секс, шампанское, виноград.

Настя горячо приветствовала секс и шампанское, но отказывалась есть виноград.

– Не буду! – сопротивлялась она.

– Ешь! – требовал голый Атаманов.

– Убери эту трансгенную гадость.

– С чего ты решила?

– Разве виноград так выглядит? Это виноград-мутант.

– Зря я, что ли, мотался в город в залесовский супермаркет? – возмутился Андрей.

– Конечно зря!

– Неблагодарная!

– Кстати, Залесов и сам бы тебе привез сюда вагон фруктов, если бы ты пообещал ему продать дом.

– Но я не хочу продавать дом. Я привык жить здесь. На этом месте стояла избушка деда. Он мне ее завещал. А я варварски снес все подчистую и отстроил заново. По последнему слову техники.

– Да, здесь удобно жить. Отличное уединенное местечко для мизантропа.

– Ты знаешь, я не мизантроп.

– Тогда для отшельника.

– Ну и не отшельник. Но это мое убежище. – Атаманов бросил взгляд на подругу и поправил себя: – Наше с тобой.

У Насти потеплело в груди. Она прижалась щекой к плечу художника, благодарно поцеловала.

– Ну хорошо, хорошо, – сказала она. – Так и быть. Съем три виноградинки. Давай. О боже! Этот виноград, однозначно, скрестили с арбузом!

Открыв дверь квартиры, майор Здоровякин потерял дар речи от увиденного.

Нет, никто не проехался на бульдозере по его дому, воры не разбросали вещи в поисках бриллиантов, спецагенты не вскрыли стены и пол, добывая микрочип.

Просто у двери майора встречала нарядная жена.

– Ты задержался, – сказала Мария. – Я целый час тебя жду. Заходи скорее! Стасик спит. Мальчишки у бабушки. Люсю я уволила.

На Маше было вечернее платье (специально заехала в магазин и пощипала аванс, выданный купчиной Залесовым), на лице – макияж, на голове – прическа. Ну, якобы прическа. Мария соорудила ее сама, в меру способностей. И это значит, что сейчас она отдаленно напоминала осеннюю клумбу с последним несдавшимся кустиком посередине.

Но Здоровякину она была мила в любом виде.

– Какое платье! – воскликнул он. – Тебе идет!

«А как оно расстегивается? – тут же озаботился майор. – Халат, признаться, гораздо удобнее».

– Помнишь, нам не удался романтический ужин? – многообещающе сверкнула глазами Мария. – Предлагаю повторить. Я все приготовила. Мой руки.

– Умираю с голоду, – признался майор.

На кухне он увидел красиво накрытый стол. Нет, Маша не разорила все тот же «Гриль-мастер», часто выручавший Здоровякиных. Она не поленилась заехать в кулинарию «Окорочок», славившуюся на весь город домашними деликатесами. Илья заклокотал слюной.

– Откроешь вино? Грузинское.

– Конечно.

Мария была приятно оживлена. Здоровякин терялся в догадках. Поведение жены пугало непредсказуемостью. Илья вопросительно посмотрел на Машу, в надежде узнать, чем он обязан такому приему.

– Последнее время я была резкой, – виновато улыбнулась она. – Прости меня! И знай. Мои чувства к тебе не изменились.

Скалоподобный, мужественный Здоровякин, привыкший к оружию, трупам и мату, почувствовал, что его горло сдавливает резиновым обручем, а в глаза словно бросили горсть песка.

– Не обижайся на меня! Ты ведь понимаешь, я немного одичала. Дети, заботы, хозяйство… Голова кругом. Но теперь, я думаю, у нас все опять будет хорошо. Я люблю тебя очень-очень!

Не в силах вымолвить ни слова, Илья протянул пудовую лапу и накрыл ею руку жены.

Восьмого марта Андрей вручил подруге плюшевого кенгуренка.

– О, спасибо! – улыбнулась Настя и подавила вздох. Она втайне рассчитывала на более взрослый подарок.

– Съездим в город, в ресторан?

– Здорово! – кивнула Настя. Она прижала к себе кенгуру.

А художник почему-то имел понурый, крайне грустный вид.

– Андрюша, ты чего?

– Да так.

– Что-то случилось?

– Знаешь, Восьмое марта для меня не праздник.

– Конечно, – засмеялась Настя. – Ты ведь мужчина! А для мужчин Восьмое марта – серьезное испытание.

– Да нет… У меня мама умерла в этот день.

– О-о-о… – простонала Настя, мгновенно утратив игривость. – Милый… Извини! А когда?

– Четыре года назад.

В глазах Андрея застыла такая невероятная печаль, что Настя не выдержала, обняла его, прижала к груди его голову.

– Бедный мой мальчик!

– Знаешь, у нас была классная семья. Я и сам хотел бы иметь похожую.

– Никогда бы не подумала, что ты хочешь иметь семью! Ты ведь прячешься от людей в лесной норе!

– Какие глупости! Просто я живу за городом. На природе. Что в этом такого? И я очень домашний. Разве нет?

Настя пожала плечами. Что ж… Действительно, с тех пор, как их отношения с художником вступили в новую фазу, ей оставалось только удивляться переменам в Атаманове. Он был внимателен и заботлив, он всегда находил время для подруги. Он даже пару раз согласился выслушать несколько цитат из модного глянцевого журнала – Настя намеревалась обсудить с другом статью. Андрюшу, правда, немного перекосило от сентенций, излагаемых корифеями дамской журналистики, но он остался на высоте (то есть не принялся орать: «Господи, какую бредятину ты читаешь! Брось немедленно!»).

Изменения в характере художника радовали и одновременно озадачивали Настю. Неужели на него так влияет секс? Неужели, чтобы превратиться в душку, ему требуется порция ночных забав? Но тогда в чем же дело? Почему он так долго медлил? Настя готова была включить зеленый свет уже месяц назад. Но месяц назад Атаманов ее злостно игнорировал.

– Нет, почему ты все-таки был ко мне так равнодушен?

– Я маскировался, – признался Андрей. – И обманывал себя.

– Но зачем?

– Надеялся, что ты сбежишь отсюда раньше, чем я в тебя влюблюсь.

– ?!!

– Именно. Но когда ты надумала бежать, было поздно. Я уже влюбился. Смотри, я тебе кое-что покажу.

Андрей достал откуда-то папку и вывалил на колени Насти целый ворох рисунков. У девушки перехватило дыхание: на листах ватмана была изображена она. Руку Атаманова явно направляло не только отточенное мастерство, но и сильное чувство. Было совершенно ясно, что он оценивает модель некритично. Что смотрит на нее влюбленными глазами. По мнению Насти (вслух она этого, естественно, не сказала), она была гораздо менее красива и изящна. Но именно такой и видел ее Атаманов. Его рисунки были подобны признанию в любви.

– Андрюша, милый… Какая великолепная графика! Ты настоящий профессионал!

– Спасибо.

– Это самый потрясающий подарок на Восьмое марта, который я когда-либо получала!

– Это не подарок. Это мания. Ты сводишь меня с ума.

Атаманов сложил рисунки обратно в папку и бросил ее на тумбочку.

– Вот так.