Брайан Клив - Жестокое убийство разочарованного англичанина

Шон подумал о майоре, о больнице. Врач сказал: "Может быть, он доживет до утра. Может быть, нет".

- Не знаю, - сказал он. - Вы могли бы... - А собственно, что она может сделать? Он попытался убедить себя, что не Ева интересует их, а только книга и то, что она ему рассказала. Шон представил себе, как они будут пытаться выяснить у нее, что она ему рассказала. И как Ева попробует "не открыть им дверь".

Он снова подошел к окну, посмотрел на улицу. Плоская крыша. Толстые водосточные трубы, проложенные в определенных местах под углом, чтобы уменьшить скорость падающей воды. Даже Ева сможет по ним спуститься.

- Вы не могли бы съездить по адресу, который я вам укажу? Отвезти книгу?

Она посмотрела на него, на окно. Ее рот чуть приоткрылся, лицо резко побледнело. Как будто то, что к ней обратились с просьбой, меняло суть дела, превращало все в нечто иное, нечто большее, чем собственное горе и страх.

- Я...

Снизу послышался приглушенный - все-таки несколько этажей - звонок. Шон открыл дверь квартиры, вышел на лестничную площадку, посмотрел в окно, выходящее на улицу. Но козырек крыши над подъездом скрывал звонившего. В двадцати метрах от дома на улице стояла машина. Там были и другие автомобили, но этот стоял против движения; на переднем сиденье виднелись две мужские фигуры.

Шон вернулся в комнату, запер дверь, как можно выше поднял нижнюю половину окна.

- Они на улице, - сказал он. - Ваша дверь их не остановит.

Ева медлила - Шон схватил ее за руку. Он думал, она будет сопротивляться, но Ева безропотно позволила подвести себя к окну. Шон сел на подоконник, помог ей перелезть через него. На какую-то долю секунды он почувствовал тепло ее тела - он крепко держал ее. В глазах Евы читался сильный испуг, лицо побелело, осунулось. Он крепко взял ее за запястья. Она перебросила ноги через подоконник и повисла на его руках, оказавшись на удивление тяжелой. От страха у нее перехватило дыхание. На лестничной площадке уже слышался звук шагов. Шон изогнулся, опуская ее все ниже, пока ноги Евы не оказались в нескольких сантиметрах от плоской крыши.

- Отпускаю, - прошептал он.

Ева попыталась вцепиться в него, но пальцы соскользнули, и ее рот открылся было в крике ужаса. Ручка входной двери повернулась, на дверь со всей силой надавили - дерево треснуло. Раздался женский крик:

- Да что же вы делаете?

- Заткнись! - резко оборвал крик мужской голос, и на дверь снова надавили.

Ева лежала на битумной крыше. Шон перекинул ноги через подоконник, секунду, чтобы не свалиться, балансировал на узком гранитном выступе, пытаясь левой рукой нащупать нижнюю часть рамы, а правой, прижатой бедром, держась за каменную стену. Наконец он поймал край скользящей оконной рамы, потянул ее, насколько мог, вниз, высвободил правую руку. На секунду ему показалось, что он повис в пустоте - окно закрылось, и Шон полетел вниз.

Он приземлился на ноги, потерял равновесие, чуть было не свалился во двор. Над головой его с треском вылетела входная дверь. Он подтолкнул Еву, снова схватил за запястья, практически перебросил через край крыши, обвив ее руками водосточную трубу.

- Обхватите трубу коленями.

Шон крепче прижал руки Евы к трубе и отпустил ее. До земли было метра четыре. Где-то в середине труба делала изгиб, прерывая прямое скольжение. Ева, крепко держась за трубу, вскрикнула и заскользила вниз. Она упала спиной на чахлый лавровый куст. Шон, перебирая руками, тоже спускался. Тут оконная рама над ними с треском распахнулась. Но труба шла под таким углом, что из комнаты никто не мог увидеть Шона. Он достиг земли, посмотрел на шевелившуюся Еву - она, кажется, вот-вот закричит. Шон закрыл ей рот ногой, пытаясь не причинить боли, почувствовал, что она сопротивляется, нажал сильнее, услышал, как треснула ветка куста, зашелестели листья - Ева не хотела лежать спокойно. Но тут до нее все дошло - она как в камень превратилась. Над их головами переговаривались мужские голоса. Шону показалось, что он узнал голос человека, который бил его в туалете гостиницы "Дилижанс".

- Видишь кого-нибудь?..

- Там плоская крыша...

- Окно было закрыто...

Раздался звук открываемого шкафа, снова женский голос, мужчина ответил, что они полицейские. Послышался грохот передвигаемой мебели. В окне никого. Кто-то пересек комнату, откуда-то из глубины дома раздался протестующий крик. Смотрят ли они сейчас в окно? Ждут, не покажется ли кто-нибудь внизу? Но если б им пришло в голову, они бы бросились за ними... Шон вдруг осознал, что продолжает давить ногой на рот Евы, убрал ногу, одной рукой помог ей подняться, а другую держал наготове, чтобы зажать ей рот, если она попытается заговорить. Он сосчитал до десяти, потом еще до пяти.

- Бегите к стене, - сказал он. - А теперь перемахивайте.

Он встал на колени, обхватил руками ее ноги, с силой подсадил на стену. Опять эта мягкая женская плоть, не созданная для подобных похождений. Такие женщины должны готовить, рожать, нежно любить. Шона захлестнуло сознание, что он творит зло - как было с Уилфридом, худеньким, как спичка, мальчишкой, который шепотом рассказывал ему о всяких мерзостях, как будто сплетничал о своих школьных делах. Ева почти перелезла через стену.

- Держитесь крепче, - прошептал Шон, услышав крик из окна. Он схватился за край стены, перепрыгнул через нее, бросился бежать. Ева еле успевала за ним. Они оказались в садике, более ухоженном, чем предыдущий. Грядка салата, грядка лука, душистый горошек, розовый куст, газончик с чахлой травой, посыпанная гравием дорожка. Деревянные ступеньки вели в пристройку, где помещалась кухня и хранился уголь. Шон распахнул дверь, увидел мужчину, изобразил на лице извиняющуюся, умоляющую и заговорщическую улыбку. Пред ними стоял бородач - на толстом носу гурмана роговые очки, на рубашку надет фартук в цветочек. Бородач помешивал что-то на газовой плите длинной деревянной ложкой.

- Черт вас побери, что вы тут...

- Муж не вовремя вернулся, - объяснил Шон, втаскивая Еву за собой, подталкивая ее через кухню.

Бородач перестал помешивать, содержимое кастрюли убежало на плиту. Кухня наполнилась паром, шипением, запахом подгоревшего карри.

- Боже мой! - заорал бородач, схватил кастрюлю и обжегся.

Шон, подталкивая перед собой Еву, бормоча извинения, открыл дверь, и они оказались в неубранной спальне: раскрытая постель, носки на полу, на проигрывателе пластинка с оперой "Дафнис и Хлоя".

- Сволочь! - разорялся бородач. - Ты же испортил мне обед, ты, проклятый бабник... ой, палец!

Шон захлопнул дверь. Они очутились в прихожей, куда через витраж во входной двери пробивался свет; все пространство здесь занимала вешалка, состоящая из зеркал и оленьих рогов. Шон и Ева выскочили из дома, сбежали по каменным ступенькам на тихую улицу с чугунными оградами и живыми изгородями - здесь сдавали комнаты респектабельным и солидным людям. Шон повернул направо, таща за собой Еву, - она не сопротивлялась, пыталась бежать сама; каблуки ее скользили, стучали по тротуару, как маленькие молоточки, она прерывисто дышала, тяжело висела на руке Шона. Впереди ни одного переулка - свернуть некуда. Две машины у тротуара, баки для мусора, кошка, перед дверьми приготовлены для молочника пустые бутылки. На соседней улице кто-то прогревает двигатель машины. Они продолжали бежать. Далеко впереди - переулок. Оттуда выскочил мужчина, который устремился к ним размашистым спортивным бегом. Как форвард-регбист во время тренировочного забега на короткую дистанцию.