Брайан Клив - Жестокое убийство разочарованного англичанина

Рэнделл ждал телефонного звонка от капитана Робертсона - тот мог позвонить в любую минуту, чтобы сообщить о своем успехе или провале. Но Рэнделл не позволял ни этому ожиданию, ни Бабетте влиять на плавность его жестов, на взгляд, на размеренность дыхания, на частоту пульса. Ничто не могло повлиять на его нервы и частоту пульса. Они подчинялись его биоритму как струны скрипачу. Ничто не могло повлиять на них извне. Ведь это он разработал операцию "Хрустальная ночь".

"Все очень просто, - сказал он, когда в первый раз объяснял смысл операции. - Цветные иммигранты - это для нас евреи. Если нам понадобится козел отпущения, он уже есть. Нищета, безработица, нехватка жилья, заразные болезни, прогнившая мораль, проституция, изнасилования - все можно валить на них. К тому же эти цветные - шпионы, пятая колонна всей жуткой, надвигающейся на нас массы африканцев и азиатов. Такое специально не придумаешь. Когда мы решим всерьез двигать дело, начнем погром. Нам не понадобится убивать много цветных: уличные хулиганы-любители докончат за нас. Последует такая паника, что, если мы сделаем все как надо, меньше чем через неделю будет образовано национальное правительство и объявлено чрезвычайное положение. Тогда "Генерал Кромвель"..."

Люди, которым он это объяснял, ужаснулись до глубины души. А через месяц поручили Рэнделлу разработать подробные планы операции под кодовым названием "Хрустальная ночь". Разумеется, на случай чрезвычайных обстоятельств, которые могли возникнуть в весьма далеком и маловероятном будущем, если бы, например, английское правительство - самостоятельно или вместе с Организацией Объединенных Наций - вздумало применить вооруженную силу против Южной Африки. В этом случае предполагалось организовать расовые волнения одновременно в Хониуэлле, Пэддингтоне, Ноттинг-Хилле, кое-где в Бэйсуотере. Хотя это и выходило за рамки полномочий и осведомленности Оливера Рэнделла, но подобные планы разрабатывались и для других городов таких, как Ковентри и некоторые районы Бирмингема.

Люди из "Фонда треста", в общем, не собирались претворять эти планы в жизнь. Они были не из тех, кто думает о неприятных последствиях своих чисто теоретических разработок. Ведь хозяева трущобных домов вовсе не хотят, чтобы крысы кусали детей их жильцов. Когда же это случается, они приходят в такой ужас, что не желают об этом слышать.

Подобную щепетильность проявлял и "Фонд треста". Его организаторы и слушать бы не стали про трущобы, хотя некоторые из них владели значительной недвижимостью, которую только под большим нажимом они признали бы "несколько запущенной" - просто "она ждет реконструкции". Большинство членов "Фонда треста" вложили свои капиталы не в трущобы, а совсем в другое: в южноафриканское золото, родезийский хром, замбийскую и катангскую медь, или в одну из отраслей промышленности, или в монополии, работающие на сырье, которое добывают в Африке.

Другие вложили деньги в нефть и морской транспорт. Некоторые пришли в промышленность с командных постов в вооруженных силах, и все члены "Фонда треста", военные и штатские, поддерживали тесные связи и прекрасные отношения с влиятельными лицами в правительстве и министерстве обороны как люди богатые, солидные, влиятельные. Поэтому-то и вошли они в "Фонд треста". Кое-кто из них одновременно были членами парламента, высшими государственными чиновниками или армейскими офицерами. Все они, без исключения, участвовали в "Фонде треста" по более чем понятным соображениям.

Можно сказать, эти люди страстно верили в Англию, в английский образ жизни. Под этим они понимали свой собственный, весьма цивилизованный и, пожалуй, дорогостоящий образ жизни. Они верили также в ряд других, более расплывчатых и идеализированных ценностей, крайне далеких от их собственных интересов: в британского рабочего и врожденную порядочность нижестоящих классов, когда те не развращены профсоюзными активистами, материализмом и разными вредными идеями. Члены "Фонда треста" действительно не хотели, чтобы какие-то их действия причинили зло хотя бы единой живой душе, ну а если уж по недоразумению или злой воле судьбы подобное случается, об этом не надо думать. В конце концов, зачем размышлять над тем, что уже произошло: ничего тут не поделаешь, тем более что никто этого не хотел. Подобные дела лучше поручать людям другого круга. Например, Рэнделлу. Ну и скотина же, должно быть, этот малый, коль скоро он придумал такую операцию, как Хрустальная ночь. Даже подумать страшно. Не дай бог когда-нибудь этот план осуществить.

В Хониуэлле сигналом к началу погрома должно было стать изнасилование и убийство неграми белой девушки. Оливер Рэнделл погладил ноги Бабетты и улыбнулся в зеркало. Бабетта и будет этой белой девушкой. Конечно, с одной стороны, жаль терять Бабетту, у него были совсем иные планы на ее счет, но, по здравом размышлении, так будет лучше всего. Она слишком много знает. Зазвонил телефон. Рэнделл дождался, пока он даст три звонка, и снял трубку, прислушиваясь к своему дыханию и сердцебиению, не прекращая поглаживать Бабетту.

В Женеве Эдвард Брайс распаковал свои вещи, сел на край постели и уставился в пустоту. Раздвинь он занавески, Брайс увидел бы озеро, фонтан и вдали горы, находящиеся во Франции. Но занавески были задернуты, словно могли отгородить его не только от швейцарского пейзажа, но и от леденящего ужаса.

У Брайса вспотели руки, он медленно, методично вытер их о штанины брюк. Внезапно его пронзило чувство одиночества. Он почувствовал себя бесконечно одиноким. Не только без Нелли. Но и без Бабетты. Он сам не смог бы объяснить, кто ему нужен. Ему пятьдесят три года, у него двести тысяч фунтов, которые можно спокойно взять из банка, но в мире нет человека, к которому он мог бы без опаски, дружески подойти и запросто поздороваться. Он более одинок, чем узник в одиночной камере, - от такой несправедливости Брайс заплакал горючими слезами.

Раздался негромкий почтительный стук в дверь. Брайс вышел в крошечную прихожую гостиничного номера и замер. Сердце бешено заколотилось. Ему стало трудно дышать, спокойно произносить слова.

- Кто там? Я сейчас очень занят, - прошептал он.

- Мистер Брайс? - раздался мягкий, вежливый, с иностранным акцентом голос. - Не могу ли я поговорить с вами - ровно одну минуту.

От такого вежливого обращения мистер Брайс приободрился. Но терять бдительности все же не хотел.

- Уходите, - уже более решительно сказал он: страх почти прошел, он почти взял себя в руки. - Я же сказал, что сейчас занят.

- Но мне необходимо поговорить с вами, - мягко настаивал голос. - Я из полиции. Сами понимаете, простая формальность, которой нельзя избежать.