Елена Донцова - Дочери страха

– С самого начала, только она мне вообще-то не бабушка. Анна Андреевна – моя первая учительница, мы с ней случайно спустя много лет встретились. Когда моя мать заметила, что я в положении, она сразу сказала, что с ребенком не пустит меня на порог. А если я все-таки рожу, она сделает с ним что-нибудь, – ну, уронит или кипяток прольет. Я совсем растерялась, не знала, куда податься, мне же даже комнату никто не сдаст, без паспорта-то. Я тогда все бродила по городу и встретила Анну Андреевну. У нее было свое горе: единственный сын спился, водил в их квартиру пьяные компании, она тоже с утра до вечера бродила по улицам, чтобы дома поменьше бывать. Она сразу сказала мне, что поможет и чтобы я не вздумала бросать школу. Ближе к родам она сняла комнату, не эту, другую, и туда мы принесли Сонечку. Там, конечно, соседи были недовольны, что ребенок, что плачет, но в общем-то нас терпели. Хуже было, что денег никак не хватало. Я на рынке всякую работу делала, продавцам помогала, но этого не хватало. Потом, когда Сонечке было уже полтора года, одна приятельница Андреевны разрешила ей бесплатно жить в ее комнате, но только если соседи не будут против. А у соседей было требование: один человек без детей. Мы въехали наудачу, ну, узнают про Соню, прогонят, будем искать что-нибудь еще. Но вот что удивительно: Сонька до этого такая неспокойная была, постоянно капризничала, а на новом месте словно поняла, что нельзя шуметь, – и замолчала. Играет себе тихонько, почти не плачет, только когда я ухожу, и то потихоньку. Странно, да?

– Ничего странного, – глядя четко вперед, сказал Миша. – Я читал, что, когда в войну прятали в подвалах еврейские семьи, даже младенцы мигом понимали, что нельзя плакать.

Лизу бросило в жар, щеки захлестнула горячая волна. Ей показалось, что Миша издевается над ней. И зачем вообще она все это рассказала? Понятно зачем, конечно. Хотела расположить парня к себе, чтобы в случае чего помог, как сегодня, а, кажется, вышло наоборот.

– Конечно, неправильно, что ребенок не гуляет, и даже покричать вволю не может. Но зато мы сумели ее откормить, а то она худенькая совсем была, может, и плакала от недоедания. И Андреевну мы тоже немного подлечили, у нее ноги пухнут и болят. А сейчас комната столько стоит, что всю мою зарплату и Андреевны пенсию сложить – не хватит!

Эту маленькую речь она проговорила громко и сердито. После этого некоторое время ехали молча. Потом Миша спросил:

– Ну, теперь, наверное, все трудности позади?

– Как это, почему? – опешила Лиза.

– Ну, говорят, вроде как Рэм Григорьевич признал в вас свою дочь. А с таким отцом, как он, вам вообще волноваться не о чем.

– Да ерунда все это, розыгрыш, – убежденно заговорила Лиза. – Он говорит, что я будто бы его настоящая дочь, которую перепутали в роддоме. Но разве в это можно поверить? Так ведь только в романах бывает.

– Подождите, почему нельзя поверить? – разволновался Михаил. – Совсем недавно я слышал подобную историю, там еще русского мальчика перепутали с чеченским. Наверное, такие истории даже чаще случаются, просто не всегда о них узнают. В роддоме младенцам повязывают на руку такие бирочки из клеенки, ну, вы должны знать…

– Знаю, – улыбнулась Лиза. – Сонечкину я храню.

– Ну а моя всегда лежала в маминой шкатулке с украшениями. Так вот, они же могут развязаться, упасть, а потом их неправильно завяжет медсестра – и привет! Путают же вещи, документы, анализы, значит, и детей могут перепутать. Я, кстати, могу поверить, что вы – дочка Рэма Григорьевича и Надежды Сергеевны.

– Почему это?

– Ну, не знаю, – смутился Миша. – Вы, как я понял, в проблемной семье воспитывались, а у вас речь хорошая, манеры, поведение правильное. Может, это на генетическом уровне передалось? И лицом немного смахиваете на хозяйку.

– Скажите, Миша, а вы в интеллигентной семье выросли? – вкрадчивым голосом спросила Лиза.

– Думаю, так, – насторожился парень. – А почему вы спросили?

– А я вот знала одного человека, у которого все в роду были профессорами, а он сделался наркоманом и убил за дозу пять человек. Я такая получилась, потому что любила учиться, жить хотела по-человечески, а родители тут вообще ни при чем. А этот ваш хозяин наверняка мне не отец, а просто решил припугнуть собственную дочь, нашел дурочку с такой же датой рождения и из трущоб, чтобы на все была согласна.

– Фу, пронесло! – по-мальчишески рассыпался вдруг смехом Михаил. – А я думал, скажете: из интеллигентной семьи, а работаешь водителем у толстосума. Кстати, мои родители и в самом деле научные работники. А насчет вашего происхождения я пока остаюсь при своем мнении: в жизни всякое случается.

Лиза покосилась на повеселевшего парня, а потом сама не выдержала – рассмеялась. Вдруг ощущение невероятного счастья окутало ее с ног до головы. Не переставая смеяться, она отвернулась к окну и вздрогнула, увидев свое отражение. Ей вдруг показалось, что какая-то другая, счастливая, беззаботная Лиза смотрит ей в глаза и улыбается одобряюще.

– А какая она, дочка Рэма Григорьевича? – спросила она. – Вы ее видели, наверное?

– Видел? – хмыкнул Миша. – Я ее личным водителем был последние полгода.

– Да-а? – Лиза вздрогнула от ревнивого укола в сердце. – И какая она?

Миша подумал немного, улыбнулся лукаво и сказал:

– Знаете, Лиза, есть такие легенды про троллей, которые похищают у людей младенцев, а взамен кладут в колыбельки своих отвратительных детенышей. Так вот, поработав с Ульяной, я начал верить: сказки не всегда врут.

Вернувшись в свою комнату, Лиза вдруг принялась плакать. Плакала она не явно, а как бы между делом, пока переодевалась, пока доставала из пакетов новые вещи и развешивала в шкафу, пока стояла под душем. Плакала не от горя, а просто очень уж теснилось сердце в груди, так и хотелось все время прижать к нему ладони сильно-сильно, чтоб не вырвалось на волю. Лиза легла на кровать, обеими руками обняла подушку и продолжала тихонько всхлипывать, воровато косясь на дверь, потому что Любовь Петровна обещала вот-вот принести ей поесть. Домоправительница встретила ее в дверях, долго восхищалась, всплескивала длинными руками, а под конец заявила, что Лиза выглядит смертельно усталой и поэтому получит свой ужин в постель. Лизе есть совсем не хотелось, но нельзя было обидеть добрую женщину. Вот только она все не шла с подносом, и девушка опасалась, что так и уснет, не дождавшись.

На улице вдруг что-то зашумело, застучало, зашуршало. Лиза вздрогнула, потом сообразила, что это дождь, вызревавший в небесах весь день, наконец, пролился разом, торопливо и радостно. Просто в городе дождь стучал совсем по-другому, чем здесь, среди деревьев, путаясь в кроне и попутно сбивая на землю ослабшие листы и ветки.