Софи Ханна - Маленькое личико

Вот я и на улице. Пусть в двух шагах от порога, но все-таки вышла, одна. Проснувшись утром, я и не думала, что это случится сегодня. День казался неподходящим, вернее, сама я была не готова. Все решил звонок Вивьен.

– Пойми, так ты никогда не соберешься, – сказала она, – нужно просто взять и пойти.

Конечно, она права. Надо пойти.

По булыжнику двора, по гравийной дорожке. В руках – только сумочка. Я чувствую какую-то странную легкость. Деревья – будто вязанные из ярких ниток: красные, коричневые, с капелькой зеленого. Небо – цвета сырого шифера. Это не тот обычный мир, где я жила прежде. Все стало отчетливей, будто сама природа, которую я воспринимала как фон или декорацию, требует моего внимания.

В конце дорожки, у ворот, отделяющих «Вязы» от шоссе, стоит моя машина. Водить мне вроде пока не разрешено.

– Какая чушь! – с негодованием отмела врачебный запрет Вивьен. – Здесь рядом. Если придерживаться всех этих новомодных правил, так и шевелиться нельзя.

Физически я готова сесть за руль. Я быстро оправилась после операции. Может, помог гиперикум, который я себе выписала, а может, просто сила воли: я торопилась скорее поправиться.

Поворачиваю ключ и крепко жму на газ. Жужжит проснувшийся мотор. Выруливаю на шоссе и плавно набираю скорость. Не больше шестидесяти миль в полчаса, как шутил отец, когда эта машина принадлежала им с мамой. Я буду ездить на своей «вольво», пока она не рассыплется в прах. Это лучшая память о родителях, и никакие фотографии или вещи не сравнятся с ней.

Опускаю окно, дышу свежим ветром. Сколько еще человечеству нужно простоять в пробках, чтобы люди перестали считать автомобиль символом свободы? Проносясь по пустой дороге, мимо полей и домиков, я кажусь себе сильней и могущественней. Приятная иллюзия.

Думать о Флоренс и растущем между нами расстоянии я себе запрещаю.

Мили через четыре шоссе превращается в главную улицу Спиллинга – ближайшего к нам городка. На середине будет рынок, вдоль дороги тянутся приземистые елизаветинские дома с неяркими фасадами. В некоторых – лавки, в других, как мне кажется, живут престарелые богатые снобы, зануды в бифокальных очках, чахнущие над историческим наследием Спиллинга. Наверное, я к ним несправедлива. Вивьен уж точно живет не в Спиллинге, хотя это ближний к нам город. Если у нее спрашивают адрес, она просто говорит: «Вязы», будто это не дом, а всем известный населенный пункт.

На светофоре роюсь в сумочке, отыскивая инструкции Вивьен. Налево мини-развязка, потом первый поворот направо – и ехать, пока не увидишь вывеску. Вот наконец и она, массивным белым курсивом на ультрамариновом фоне: «Уотерфронт». Сворачиваю в аллею и огибаю квадратное здание под куполом. На задах здания просторная стоянка.

В вестибюле пахнет лилиями. Они расставлены повсюду в высоких угловатых вазах. Под ногами дорогой ковер, из тех, что никогда не выглядят тусклыми, – ярко-синий в розовых розах. Туда-сюда снуют люди со спортивными сумками, одни потные, другие – недавно из душа. Блондинка с колючей прической за стойкой администратора спешит меня обслужить. На значке у нее написано: «Керили». Как хорошо, что у моей дочки нормальное имя со смыслом и с историей, а не какая-нибудь белиберда, словно придуманная командой маркетологов для пятнадцатилетней поп-старлетки. Я опасалась, что Дэвид или Вивьен забракуют мой выбор, но, к счастью, им обоим понравилось.

– Я Элис Фэнкорт, новенькая.

Протягиваю девушке конверт со своими данными и думаю: «Чудно, – ей и невдомек, какое это большое событие для меня».

– А, невестка Вивьен. Ведь вы только что родили дочку! Пару недель назад, если не ошибаюсь?

– Все верно.

Членский билет клуба «Уотерфронт» – подарок моей свекрови, или, вернее, награда за рождение внучки. Годовой абонемент стоит, пожалуй, не меньше тысячи. Вивьен из тех редких людей, у которых богатство сочетается с щедростью.

– Ну и как наша Флоренс? – спрашивает Керили. – Вивьен от нее без ума. И Феликсу тоже повезло – заиметь маленькую сестричку!

Странно, когда вот так говорят о Флоренс. Для меня-то она всегда на первом месте – мой первый ребенок, мое все. Но у Дэвида она вторая.

Феликса в клубе хорошо знают, он бывает здесь едва ли не чаще, чем в школе. Детские турниры по гольфу, уроки плавания, игровые дни в «Чики-чимпс» [1]– пока Вивьен в бассейне, в тренажерном зале, в салоне красоты, в баре… Стало быть, обоим хорошо.

– Значит, вы уже оправились, – подытоживает Керили. – Вивьен рассказывала о родах. Я так поняла, вы натерпелись.

Я слегка опешила.

– Ну, было непросто. Но девочка родилась здоровой, а ведь это главное.

Внезапно меня охватывает тоска по дочке. Что я делаю здесь, в этом фитнес-клубе, когда мне надо быть рядом с моей прекрасной малюткой?

– Я впервые с ней рассталась, – признаюсь я. – Да и вообще первый раз вышла из дому после больницы. Все такое странное.

Обычно я не откровенничаю с чужими, но раз уж Керили и так все знает о моих родах, я решаю, что вреда не будет.

– О, так у вас нынче великий день! Вивьен предупреждала, что вам будет слегка не по себе.

– Да?

Вивьен ничего не упускает.

– Ага. Она просила первым делом отвести вас в бар и угостить вкусным коктейлем, а уж потом все остальное.

Я смеюсь.

– Увы, я за рулем. Хотя Вивьен…

– … считает, что, чем больше выпьешь, тем осторожнее водишь, – подхватывает Керили, и мы хихикаем. – Что ж, давайте запишем вас в базу?

Керили смотрит на дисплей компьютера, пальцы зависли над клавиатурой.

– Элис Фэнкорт. Адрес – «Вязы», правильно?

Она произносит это название почтительно. Нашу усадьбу знает большинство местных, даже те, кто не знаком с хозяевами. «Вязы» были последним жилищем знаменитых Блантайров, связанных с королевской семьей. Отец Вивьен купил усадьбу в сороковых, после смерти последнего Блантайра.

– Да, – отвечаю я, – уже «Вязы».

И вспоминаю свою квартиру в Стрэтхэм-Хилл, где я жила, пока не вышла за Дэвида. Посторонний человек назвал бы ее темноватой и тесной, но мне она нравилась. Уютное гнездышко, тайное убежище, где никто не найдет, уж мои кошмарные чокнутые пациенты – точно. После смерти родителей только там я могла быть собой, предаваться одиночеству и тоске, не стесняясь чужих глаз. Мой дом принимал меня надломленной и несчастной, какой я была, но какой, казалось, не хотел меня принять внешний мир.

А в «Вязах» неуютно – слишком величественно там все. Кровать в нашей спальне точь-в-точь как во французских дворцах-музеях, что стоят, огороженные веревками. В такой могут улечься четверо, а если не особо толстые, то и пятеро. Вивьен называет этот размер «райским». Обычные двуспальные кровати – для недомерков, считает она. У Флоренс просторная детская со старинной мебелью, там есть приоконный диванчик и деревянная лошадка ручной работы, на которой качалась в детстве еще Вивьен. У Феликса две комнаты: спальня и узкая длинная игровая на чердаке, где живут плюшевые медведи вместе с другими игрушками и книгами.