Софи Ханна - Солнечные часы

– Что вызвало нервный срыв? Это как-то связано с ее работой? Может, возникли проблемы?

Развернувшись вполоборота, Гиббс рыкнул на официантку за то, что заказа долго нет.

– У нее все шло лучше некуда, – сказал Селлерс. – По словам матери, вначале, когда дочь только-только открыла свое дело, все было просто замечательно. Зато потом, когда бизнес окреп, расцвел, сама Джульетта развалилась на части.

– Не вижу логики, – прокомментировал Гиббс.

– Логика есть, – возразил Саймон. – Чем солиднее бизнес, тем больше проблем.

– Мать утверждает, что Джульетта себя заездила – пахала день и ночь, об отдыхе и развлечениях забыла. Хотела добиться идеала. Мол, она совершенно сдвинута на успехе. Всегда такой была.

– В смысле?

– До нервного срыва Джульетта всегда и во всем была первой. Лучшая ученица в начальной и средней школе. Спортсменка – выступала за графство, дома у нее куча призов. Пела в хоре, получила грант на учебу в Королевском колледже Кембриджа, но отказалась и поступила в колледж искусств…

– Она и сейчас первая. – Гиббс облизнулся: официантка несла вожделенный мясной пирог. – Только теперь вместо бизнеса – похищения и изнасилования.

– Какое у тебя сложилось о ней впечатление после беседы с родителями? – Саймон сглотнул от запаха рыбы с картошкой, которую подали Селлерсу. На обратном пути надо будет перехватить сэндвич. – Что она за человек? Настырная? Замкнутая? Дерзкая?

– Я бы сказал – экстраверт. Энергичная, общительная. Правда, слегка зацикленная на своих успехах, как считает отец. Если в работе нелады – злилась, ни к кому не желала прислушиваться. Отец сказал, что дочь у них с норовом. Была с норовом – до срыва. Мать, понятное дело, защищала дочь с пеной у рта. Запретила отцу очернять родное дитя. Я уж промолчал, что их Джульетта и без его слов по уши в грязи. Самое странное, что и родители, и все, с кем я общался, говорят так, будто знали двух абсолютно разных Джульетт.

Саймон кивнул:

– Джульетта до нервного срыва – и после? Такое с людьми случается.

– Мать рассказала об этом срыве. – Селлерс потер глаза и подавил зевок. – Стоило начать, ее просто понесло. Я остановить не мог.

– И что именно она рассказала? – Саймон пропустил мимо ушей насмешливое фырканье Гиббса.

– Как-то раз родители ждали Джульетту на ужин. Она не появилась. Они телефон оборвали – бесполезно. Поехали к ней. Джульетта не открыла, но они точно знали, что дочь дома, – машина на месте, за дверью играла музыка. В конце концов отец разбил окно. Джульетта находилась в мастерской, вид у нее был страшнее некуда, точно неделю не спала, не ела, не мылась. Родители, конечно, пришли в ужас, начали расспрашивать, что случилось, а она глянула сквозь них – и вернулась к работе. Только твердила: «Это надо закончить…»

– Что закончить?

– Заказ, над которым работала. По словам матери, у Джульетты была масса заказов, причем срочных, – подарки к праздникам, юбилеям, всякое такое. Родители всю ночь просидели рядом, она к утру закончила, и они велели ей ехать с ними домой. Она не возражала, не сопротивлялась. Мать сказала – ей вроде как все равно было, что с ней делают.

Гиббс пихнул Селлерса локтем в бок:

– Уотерхаус уже ее жалеет. Верно, Уотерхаус?

– Продолжай, – сказал Саймон. – Или у тебя все?

– Почти. Родители спросили, для кого домик, над которым она до утра просидела, – думали, раз такая срочность, то надо доставить заказчику. А Джульетта не помнит. Всю ночь твердила, что должна закончить работу, а для кого трудилась – без понятия.

– В общем, умом баба тронулась, – вставил Гиббс.

– А после той ночи как отрезало. Джульетта слышать ничего не хотела про работу. И видеть не могла свои домики. Она раньше родителям несколько подарила, так пришлось их на чердак унести. Те, что у нее в квартире имелись, тоже отправились на чердак. И все, точка. С тех пор она больше не работала.

– Еще как работала, только специальность сменила, – возразил Гиббс. – Да она трудоголик, доводит себя до безумия. Может, сейчас произошло то же самое: новый ее бизнес, все эти похищения-изнасилования, процветал, вот она и уработалась. Как результат – крыша поехала. Наша красотка и вмазала мужу по башке.

– Мать говорит, она знала, что с дочерью что-то не так, – пробубнил Селлерс в пивную кружку. – Она это сказала еще до того, как про Роберта услышала.

– Почему она так решила? – поинтересовался Саймон.

– Джульетта недавно позвонила ей и потребовала свое глиняное барахло назад.

– Когда? – Саймон постарался скрыть раздражение. Селлерс должен был об этом сообщить в первую очередь, а уж потом докладывать остальное.

– В субботу.

– То есть через два дня после того, как Хейворт не приехал на свидание с Дженкинс в «Трэвелтел».

– Точно. Джульетта ничего не объяснила. Сказала, что заберет домики, – и все. Приехала в воскресенье, мать говорит, в хорошем настроении, мол, давно такой не была. Поэтому родители и поразились, когда услышали…

– Наоми Дженкинс была у дома Хейвортов в понедельник, через окно увидела в гостиной глиняные домики. Значит, они там меньше суток находились?

– И что дальше?

– Не знаю. Просто любопытно – когда что произошло.

– Решила вернуться к работе? – предположил Селлерс. – Если они с мужем были повязаны в этом деле, а теперь Хейворт в больнице и, возможно, оттуда не выйдет…

– Ага. – Гиббс кивнул. – Она сделает вид, будто ничего не было, и займется своими черепками. Очаровашка.

– Что по Хейворту? – спросил Саймон. – И по Наоми Дженкинс?

Селлерс глянул на Гиббса. Тот ответил:

– По Хейворту пока ничего. По его сестре Лотте Николс – аналогично. Утром я занимался веб-сайтами, теперь возьмусь за Хейворта и его родню.

– А Наоми Дженкинс вся как на ладони, – сообщил Селлерс. – Родилась и выросла в Фолкстоуне, графство Кент. Училась в школе-интернате, успевала прекрасно. Средний класс: мать – учительница истории, отец – зубной техник. В университете Ридинга изучала типографское дело и графику. Тьма знакомых, подруг и поклонников. Энергичная. Экстраверт…

– Вторая Джульетта Хейворт, – заметил Саймон. У него заурчало в желудке.

– Ты бы пожевал чего, – ухмыльнулся Гиббс. – Или у тебя католический синдром вины? Умерщвляешь плоть, чтобы очистить душу?

У прежнего Саймона руки зачесались бы размазать придурка по стенке. Но под влиянием трагического или значительного момента человек меняется. И потом делит свою жизнь на «до» и «после». В свое время все вокруг, включая Гиббса, опасались гнева Саймона. Но теперь бояться перестали. Должно быть, это хорошо.

Саймон передумал звонить Элис Фэнкорт – слишком рискованно. Опять пойти на поводу у своих чувств к ней? Безумие. Саймон старался жить по правилу: избегай сложностей и проблем. С Чарли его решение никак не было связано. Бесится? Так не в первый раз.