Софи Ханна - Солнечные часы

– Это Саймон Уотерхаус. Подумал, что вы хотели бы знать… Роберт Хейворт умер сегодня днем.

– Хорошо, – отзываюсь я без запинки, и не только ради успокоения Ивон. – От чего?

– Пока неясно. Будет вскрытие, но… вроде как просто перестал дышать. После тяжелой травмы мозга такое иногда бывает. Органы дыхания не получают необходимые сигналы из мозга. Мне жаль.

– А мне нет. Жаль только, если персонал больницы считает его смерть мирной и естественной. Чересчур хорошо для него.

Мне было бы легче думать о тебе как о больном человеке, такой же несчастной жертве, как и твои жертвы, Роберт. Но я себе не позволю. Нет, для меня ты будешь злом. Я должна подвести черту, Роберт.

Ты умер. Я обращаю свои мысли в никуда. Память твоя, оправдания – все исчезло. Нет, я не ликую, но мне стало легче, как если бы я вычеркнула пункт из списка проблем. Осталось вычеркнуть последний – и забыть. Возможно, я даже перестану приезжать сюда. Возможно, комната номер одиннадцать стала генштабом моих боевых действий до победного конца.

Если только Чарли Зэйлер готова завершить битву и начать думать о часах, которые я привезла ей.

Будто читая мои мысли, Саймон Уотерхаус спрашивает:

– А вы… извините за вопрос… вы случайно не говорили с сержантом Зэйлер? Я понимаю, вам это ни к чему, но… – Он умолкает.

Очень хочется узнать, видел ли он мои солнечные часы. Вдруг сестра Чарли отвезла их инспектору? Я была бы рада, проезжая как-нибудь мимо участка, увидеть их на стене. Обмолвиться о часах? Лучше не надо.

– Пыталась. Но Чарли, похоже, ни с кем сейчас не хочет говорить, кроме своей сестры.

– Ничего, все нормально.

Нормально? Его упавший голос доказывает, что это не так.

Чарли устроилась за столиком у окна в «Марио» – тесном и шумном итальянском кафе на рыночной площади Спиллинга, – чтобы видеть улицу. Издалека заметив Пруста, она успеет сменить выражение лица. На какое – вот вопрос.

Сегодня не первый ее выход после возвращения из Шотландии. Каждые два-три дня Оливия выгоняла ее из дома, прогуливалась с ней по кварталу и в угловой магазин: дескать, для здоровья полезно. Но в одиночку Чарли с тех пор еще никуда не ходила, тем более в людное место, да еще на встречу с кем-нибудь. Даже если этот «кто-нибудь» – всего лишь Снеговик.

Солнечные часы Наоми Дженкинс стояли у стены, привлекая удивленные, а изредка и восхищенные взгляды официанток и посетителей. Чарли пожалела, что не обернула их, а теперь уже поздно. С другой стороны – все смотрели на часы, а не на нее. Значит, не сегодня тот день, когда прохожий на улице ткнет в нее пальцем с криком: «Эй, глядите! Вот она, та баба-полисмен, которая трахала насильника!» Чарли решила отрастить волосы, чтобы ее никто не узнал. А потом еще и в блондинку перекраситься.

Пруст возник перед ней внезапно. Она и забыла, что должна его высматривать. Реальный мир для нее в последнее время будто и не существовал. Она едва слышала арии из знаменитых опер, от которых глохли остальные клиенты «Марио», и громогласные цветистые речи хозяина кафе, в качестве аккомпанемента звучавшие из-за прилавка. Вселенная Чарли сжалась до нескольких мучительных вопросов, которые крутились в голове снова и снова. Почему именно она должна была встретить Грэма Энгилли? Почему не хватило ума держаться от него подальше? Почему ее имя мусолят средства массовой информации, а ему закон обеспечил анонимность? Почему жизнь так чертовски несправедлива?

– Доброе утро, Чарли, – смущенно пробубнил инспектор. Он держал в руке большую книгу, ту самую, о солнечных часах, которую купил ему Саймон. Впервые за годы совместной работы он назвал сержанта Зэйлер по имени. – Что это?

– Солнечные часы, сэр.

– Необязательно обращаться ко мне «сэр», – сказал Пруст. И объяснил неуклюже: – Мы с тобой в кафе.

– Часы ваши. Бесплатно. Даже суперинтендант Бэрроу не станет возражать.

Снеговик помрачнел:

– Бесплатно? Наоми Дженкинс?

– Да.

– Девиз мне не нравится. Docet umbra. Тень извещает. Слишком прозаично.

– Так переводится с латыни? – Ну, конечно. Сама могла догадаться, что девиз со значением.

– Когда вернешься? – спросил Пруст.

– Не уверена, что вернусь.

– Надо преодолеть. Чем скорее сама забудешь, тем скорее и все остальные забудут.

– Думаете? Лично я не забыла бы, если бы одна из моих коллег переспала с маньяком-насильником.

– Ладно, пусть и не забудут, – нетерпеливо проговорил Пруст, словно отмахиваясь от ничего не значащей мелочи. – Но ты отличный офицер, и твоей вины в случившемся не было.

Джайлз Пруст – оптимист? Это что-то новенькое.

– Зачем тогда устраивать официальное расследование?

– Не я так решил. Послушай, Чарли, оно закончится – ты и глазом моргнуть не успеешь. Между нами – это простая формальность, и… со своей стороны, обещаю тебе всяческую поддержку.

– Спасибо, сэр.

– К тому же… все остальные… тоже хотят…

Снеговик явно не знал, как затронуть тему Саймона. Он долго возился с манжетами рубашки, затем принялся изучать меню.

– Что просил вас передать Саймон Уотерхаус? – со вздохом поинтересовалась Чарли.

– Ты не хочешь его видеть. Почему? Парень сам не свой.

– Не могу.

– Поговори по телефону.

– Нет. – При одном только упоминании имени Саймона выдержка отказывала Чарли.

– Как насчет электронной почты?… Слушай, сержант, возвращайся к работе. Пару дней будет неловко, потом пройдет.

– Неловко? Будет ад. Целых два дня. А потом еще. И еще, пока я не выйду в отставку. Да и тогда… – Чарли оборвала себя, услышав дрожь в голосе.

– Я не могу без тебя, сержант.

– Придется привыкнуть.

– А я говорю – не могу!

Она его все-таки разозлила.

К их столику подошла молоденькая белокурая официантка с тату-бабочкой на плече.

– Что будете? Чай, кофе, сэндвичи?

– Зеленый чай есть? – спросил Пруст и, услышав «нет», достал из кармана пиджака пакетик.

Чарли не сдержала улыбки, когда официантка удалилась с пакетиком на вытянутой руке. Будто крохотную тикающую бомбу понесла.

– Захватили чай с собой?

– Ты настаивала на встрече в этом кафе. Я предположил худшее. Вот увидишь, принесет с молоком и сахаром. – Пруст постучал пальцем по книге: – Зачем она тебе понадобилась?

– Хочу одну дату проверить. Девятое августа. Когда мы обсуждали свадебный подарок Гиббсу, вы что-то рассказывали про юбилейные даты на солнечных часах. Вроде бы каждая соответствует двум дням в году, а не одному. Это так?

Взгляд Пруста метнулся к каменному треугольнику у стены и вновь вернулся к Чарли.

– Да. У каждой даты есть двойник в другое время года. Склонение солнца в эти два дня одинаковое.