Александр Колосов - Злые сумерки невозможного мира

- Это в Аду, что ли, капитал себе сколотил? - перебил Артем.

- Посредством своих путешествий, - кивнул Гусь. - Я плохо понял, поскольку был уже изрядно "под шафе", но за экспедиции платят ему сумасшедшие бабки.

- Кто?

- Да все, у кого они есть! - огрызнулся Гусь при виде скептической физиономии собеседника. - Просидели мы с ним, сколько, даже не знаю, залили изрядно и слопали груду всевозможных деликатесов, а потом отправили меня восвояси с бутылкой виски, батоном колбасы и предостережением насчет вторичного появления. В другой раз нарисуешься, говорят, собакам скормим. И помалкивай.

Он аккуратно, почти нехотя, допил стакан и запустил зубы в свое кулинарное сооружение.

- Виски я обменял на ведро браги, - продолжил, насытившись, - и помалкивал, пока не услышал про твои затруднения. Вот тогда все и сошлось. Есть под Кунгуром старушенция, которая, по слухам, освобождает организм от алкогольной зависимости. Соображаешь, лейтенант? Хочешь - пьешь, не хочешь - плюешь. Красотища! Но и берет два "лимона" по-старому. Да еще дорога в оба конца, да прожитье... Короче, как ни крути, двести "зеленых" надо иметь. И дашь их мне ты, лейтенант! За консультацию. Или за информацию это, как хочешь, так и решай.

Артем вылил в стакан остатки пива. За разговором и не заметил, как опорожнил первую "торпеду". История, рассказанная Гуселетовым, очень походила на правду, да и не осмелился бы Гусь, зная характер Артема, врать для обычной корысти. Уж очень плохо могло это для него кончиться. А с другой стороны, чужих денег не жалко - пускай берет. Лишь бы впрок пошли.

- Короче, сделаем так, - сказал строго. - Под мое честное слово даешь координаты. Завтра на вокзале перед отбытием получаешь билет и деньги, вручаешь расписку. Но учти, Гусеныш, если от тебя хотя бы отдаленно попахивать будет... ты у меня вместо "бабок" получишь!..

Ответ был вполне в гуселетовском духе: полупустая бутылка "Белого аиста" со свистом выпорхнула в раскрытое окно. Проделав сию незамысловатую операцию, Гусь открутил голову пластиковой "торпеде" и налил в стакан "Фанты".

- Договорились, - сказал он, вынимая из кармана грязноватый листок бумаги, аккуратно сложенный вчетверо. - А зовут его, на предварительной стадии, просто - Большой.

6

Утро было свежим и солнечным. А свежим, наверное, потому, что Артему давно не приходилось подниматься в такую рань. Приняв душ и позавтракав остатками вчерашнего пиршества, он уселся за руль своего "лимузина" и позвонил Андрею.

- Слушаю, - раздался усталый, опустошенный голос несчастного миллионера.

- Есть важная информация, парень, - сказал Артем. - Еду проверять. Гарантировать ничего не могу, но если выгорит, готовь двести баксов к четырнадцати ноль-ноль. Расписку получишь вечером после восьми. И передай Штокману, чтоб у меня за спиной не егозил, не дергался. Так и скажи - ноги вырву!

- Не понимаю...

- Зато он поймет! А ты на его хитрые варианты не клюй, ему главное процесс выиграть, репутацию лишний раз подкрепить. А то, что нынешние свидетели при первой же возможности тебя догола разденут - ему плевать! Если сам знаешь, что невиновен, жди меня до двух пополудни. Там решим, как быть. Врубился?

- Жду до двух, - ответил Андрей и повесил трубку.

Артем сунул сигарету в зубы и включил зажигание.

"Московский тракт проложен до Берлина, Сибирский тракт ведет во Владивосток..."

Любопытная дорога: оба названия присвоены ей от промежуточных пунктов. Читателю, скорее всего, абсолютно безразлично, на каком отрезке какого именно направления наш герой свернул на малозаметную лесную дорогу... Вглубь вела одна-единственная колея, но через полкилометра ухабистые вмятины от колес, то там, то здесь перечеркнутые змейками одеревеневших корней, вдруг преобразились в трехметровую полосу из каменных плит, аккуратнейшим образом забетонированную в стыках. Если бы не опасение нарваться на встречный транспорт, по ней можно гнать не хуже, чем по скоростной автостраде, а может, и лучше. По сторонам неспешной рысью пробегали стройные смолистые сосны, бросавшие на дорогу узорчатое кружево тени. В открытое окно автомобиля вливались темные струи озона, жужжание ос и шмелей и базарная птичья трескотня.

Все вокруг располагало к покою, умиротворенью и праздности. Что ж, адский "челнок" выбрал себе подходящее место для восстановления сил. Артем ему даже немного завидовал, хотя лично ему - истинному горожанину - куда больше импонировала сугубо урбанистическая обстановка. Он любил уличную толчею и не считал город за город, если до окраин его можно было доехать за полчаса. И все-таки какая-то маленькая, почти не ощутимая частичка души в самой глубине его дремучей сущности неизменно тянула на дикий, вольный простор.

Дорога совершила плавный вираж и неожиданно уткнулась прямиком в массивные лиственничные ворота, окованные узорчатой бронзой. Артем огляделся и невольно присвистнул. Если его не впустят, обратный путь придется проделывать задним ходом.

По обе стороны от ворот, насколько хватало глаз, тянулась невысокая по грудь - каменная стена, исчезавшая за частоколом сосновых стволов и подлеска. Артем выбрался из машины и, предупрежденный горьким опытом Гуселетова, заглянул поверх ограды. За воротами дорога вливалась в квадратную каменную же площадку, окруженную крепко прореженным сосняком, обширной лужайкой с тщательно подстриженной травой и окаймленную широкой полосой махровых георгинов лилового цвета, плавно переходящих к бледно-розовому слева направо. Кроме сосен, на пространстве лужайки в живописном беспорядке там и здесь были разбросаны группы кустарников, приобретших округло-волнистые очертания отнюдь не по причине природной склонности к благородству.

На площадке располагался дворец, столь поразивший воображение Гуселетова. Внешне выглядел он не так, чтобы очень: одноэтажное строение на низком фундаменте из полированного розового гранита, метров сорока-сорока пяти в длину и метра четыре по вертикали. Перпендикулярно к основному фасаду в сторону Артема протянулся солидный флигель с трапециевидным верхом в торце. Меньшая сторона разделенного флигелем здания смотрела на сыщика тремя огромными окнами в обрамлении коричневых глянцевых ферм из непонятного материала. Верхние концы ферм были загнуты под углом примерно шестидесяти градусов. Три длинных стекла второго уровня сверху были накрыты сплошной плитой того же материала. Сквозь рамы виднелись богатые заросли комнатных растений. Большая сторона оказалась абсолютно глухой. Солнечные блики, отражаясь от глянцевых плит, больно стреляли в глаза.

Над перекрестьем строений возвышался второй этаж - по фасаду метров восьми, с двумя широкими окнами и скатами низко опущенной черепичной крыши. С боков намечались выступы - предположительно, козырьки окон. Венчала все это веселое сооруженьице могучая и столь же блескучая каминная труба, защищенная от шалостей непогоды игривой крышицей с флюгером-петушком.